Публикации

Я только что прочитал книгу "Бойня" в один присест. Это страшное обвинение мясной промышленности. Гейл Айснитц проникла за занавес, опустившейся над мясной промышленностью и шокировала читателей своими исследованиями. Айснитц – замечательный исследователь, великолепная писательница. Это смелый человек, знающий, что он борется за правое дело. Теперь никто не верит, что бойни в США инспектируются должным образом. В своей книге Айснитц показывает, что мясоперерабатывающая промышленность совершенно безразлична к страданиям животных, эксплуатирует своих работников, и что она несет ответственность за то, что производит продукцию, несущую в себе смертельно опасную бактерию.
Не важно, едите вы мясо или нет, если вы заботитесь о людях или о животных, вы должны прочитать эту книгу. Питер Сингер

БОЙНЯ

Гэйл А. Айснитц

Шокирующая история алчности, небрежности, и негуманного отношения в мясоперерабатывающей промышленности США

СОДЕРЖАНИЕ

Я хочу выразить свою сердечную благодарность людям, без помощи которых эта книга не могла бы быть написана. Брэдли Миллер и все работники Ассоциации "Гуманность в сельском хозяйстве", я в долгу перед вами за вашу поддержку и за то, что вы предоставили материалы, которые вошли в эту книгу, о том, что происходит на бойне.

Спасибо вам, Саванна Гаиптле и семья Тристи из фонда Барбары Дилано, за очень серьезную поддержку при создании этого проекта. Также, хочу выразить свою искреннюю благодарность главному редактору издательства "Прометей" Стивену Л. Митчелу за предусмотрительность, смелость и за веру в успех этого противоречивого проекта. Я также очень ценю редактора Мэри А. Рид за ее неоценимую помощь во время издания этой книги.
Спасибо моим родителям, сестре, зятю, племянницам Джессике Уитни и Аманде Рейчел, за то, что поддерживали и вдохновляли меня, когда я работала над этим, казалось бы бесконечным проектом. Мое искреннее спасибо Скотту Мак Вэю и фонду Джеральдины Р. Додж за помощь в распространении книги. Спасибо моим друзьям Лизе Ландерс, Кэрол Ямада, Конни Кослер, Бобу Бэйкеру и Элейн Траонг. Я не смогла бы ничего сделать без вашей поддержки.
Спасибо друзьям и коллегам Доктору Стивену М. Кристику, DVM Джолейн Мэрион, которых больше нет с нами. Вы посвятили свою жизнь улучшению положения животных и вдохновили меня. И, наконец, моя самая большая и искренняя благодарность всем смелым работникам бойни – мужчинам и женщинам, которые пригласили меня в свои дома и в свои жизни и терпеливо отвечали на мои бесчисленные вопросы. Я хочу выразить вам свое глубокое признание за вашу храбрость, ведь вы разрешили записывать наши разговоры на диктофон, поставив этим под угрозу свою работу. Теперь люди смогут узнать, что же происходит за закрытыми дверьми американских боен.

      Казалось, что у всех мужчин, с которыми встречалась Кэрол Тейлор, была хотя бы одна татуировка и волосы были либо коротко подстрижены, либо были очень длинные. Она околачивалась в барах и кафе вместе с жуликами и хулиганами. Однажды в полночь ей пришлось ехать 120 миль в час, спасаясь от головорезов-убийц, которые пытались убить ее. Когда ее остановила полиция по обвинению в вождении автомобиля с фальшивыми правами, она пыталась говорить как можно более дружелюбно и даже льстиво, чтобы найти выход из положения и не вызвать подозрения у человека, сопровождающего ее – жестокого уголовника, которого она обманывала с помощью фальшивых документов.
      Сейчас Кэрол Тейлор сидела рядом с человеком, с которым она познакомилась всего час назад, офицером полиции, поймавшем серийного убийцу Тэда Банди. Они находились во Флориде в вагончике, в котором жили Гибб и Джин Гибсоны , все четверо пили скотч и шутили.
      Гибсоны тренировали борзых для участия в гонках. Кэрол Тейлор – художница. Она сделала набросок нескольких собак Гибсонов. Она открыла свой альбом и показала им рисунок их борзой-чемпиона.
      Гибсоны любили Кэрол Тейлор. Они пригласили ее в свой цирк и считали ее своим лучшим другом. Кэрол Тейлор, в свою очередь, была там, где хотела быть. Она считала, что Гибсоны – те самые люди, которых она должна арестовать.
      Я, Гэйл Айснитц, люблю проводить вечера дома со своей кошкой, чашкой чая и хорошей книгой. "Кэрол Тейлор" – мой тайный псевдоним. Я работала несколько месяцев, чтобы Гибб Гибсон был арестован за то, что он до смерти замучивал тысячи кроликов, которые использовались, как живая приманка для тренировки собак.
      На следующее утро, в 5.30, Дженни Гибсон готовила нам завтрак в трейлере. Снаружи был мой "друг" Кэпт. Дэвид Ли и я смотрели, как Гибб привязывал живого кролика к механической рукоятке на треке. Местные ведущие собаководы стояли на краю трека, чтобы посмотреть, как пройдет тренировка.
      Механическая рукоятка начала двигаться по треку и собаки ринулись за ней, кусая беспомощного кролика болтающегося на рукоятке в разные стороны.
      Я фотографировала это настолько быстро, насколько было возможно. Я делала вид, что фотографирую собак, но на самом деле – людей.
      Капитан Ли наклонил голову и сказал:
      " Начинаем операцию"
      Семь полицейских машин мчались по дороге и десять офицеров вышли из-за деревьев, возле дороги. Я показала полиции место преступления, но в я не хотела встречаться с Гибсонами.
      После того как Гибсона и остальных освободили под залог, Гибсоны, ожидая суда, выследил меня, чтобы получить от меня свидетельство по поводу собачьих бегов. Они махали руками и выкрикивали непристойности. Мы были одни на этом участке дороги, только я и мои бывшие друзья. Капитан Ли задерживался.
      Гибсоны уехали, крича и ругая меня, и казалось, они избили бы меня, если бы у них была возможность.
      Я приехала во Флориду не только из-за Гибсонов. Я, как Гейл Айснитц, приехала, чтобы взять интервью у Тимоти Уолкера. Он написал мне письмо, требуя в первую очередь отказаться от моих расследований, так как они выявляют такие ужасные зверства, которые не могу соответствовать действительности. Так же он заявил, что я явно писала свои отчеты, будучи не в здравом уме.
      Его письмо побудило меня к дальнейшим, более тщательным расследованиям. Информация, полученная в результате этих расследований, буквально убила меня – я узнала и рассказала о такой невероятной жестокости человека к животным, и затронула сердце каждого в этой стране.

      Тимоти Уолкер был нарушителем спокойствия.
      В 80-х годах, работая аудитором в Канзас Сити, он обнаружил, что последние тридцать лет бензозаправочные станции обманывали своих клиентов. И, вместо того, чтобы держать свой рот на замке, как это делали все вокруг, он сделал этот обман достоянием общественности. Дело было громким. Оно было широко освещено во всех газетах штата Миссури.
      Позже, он стал главным энергетиком в городе. Он постарался убедить городские власти решить проблему нищеты. Но город, ссылаясь на судный бюджет, отказался. Уолкер стал помогать малоимущим семьям за свои личные средства. Он оплачивал счет одной пожилой женщины и устраивал благотворительные обеды для другой.
      Впервые я услышала о Тимоти Уолкере в 1989 году. Я работала в Вашингтоне, в организации по защите животных, когда получила письмо от него. Он писал, что на бойне Каплан Индастри, находящейся в городе Бартоу, Флорида, с коров живьем снимают шкуру.
      Снимают шкуру с живых коров? Я была контролером и исследователем по вопросам жестокости и часто получала чудаковатые письма о том, например, что на бойнях работают мясники-иностранцы, или письма от ламантинов, или о телепатических способностях цыплят. Но это письмо показалось мне правдивым.
      "Это не просто ужасно жестоко", писал он "но и очень опасно для людей, которые снимают шкуру с брыкающихся животных". Руководство бойни знает об этой проблеме, говорил он, но не хочет ничего исправлять, это означало бы изменить линию производства. "Я обращался во многие федеральные учреждения, но там мне отвечали, что они ничего не могут сделать. Они также сообщили, что описанная мной проблема существует по всей стране, и что на бойне Каплана дело просто обстоит немного хуже".
      Во время своей работы я сталкивалась со всеми мыслимыми проявлениями жестокости по отношению к животным, от обычных до экзотических: бои собак, где животные буквально рвут друг друга на части ради людской потехи, проигравший погибает, а победитель остается калекой; ритуальное жертвоприношение цыплят, коз, овец и коров; петушиные бои, где птицам одевают острые железные шпоры, и они обречены медленно умирать, истекая кровью.
      Но кто посмел снимать шкуры с живых коров, практически под носом у инспекторов сельскохозяйственного департамента США (СХДА)? Иногда непроизвольные конвульсии у оглушенных или даже мертвых коров могут вызывать конвульсии. И, конечно, возможно, что Уолкер просто не знал этого или даже был недовольнымгражданином. И мне нужно было копнуть глубже.
      Я узнала, что на бойне Каплана забивают около 600 голов скота ежедневно. Конечно, не так много, как на новых бойнях с суперсовременным оборудованием, но все-таки достаточно, чтобы эта бойня стала основной по убою скота во Флориде.
      Следующее, что я сделала – позвонила в СХДА и попросила немедленно начать расследование. Через 4 дня представитель СХДА позвонила мне и рассказала о том, что ей удалось узнать – на бойне Каплана никто не снимает шкуру с живых коров.
      "Хотя, я бы не удивилась, если бы это все-таки происходило там, на этом заводе", добавила она.
      "Почему вы так думаете?", спросила я.
      "О, в округе у них есть кое-какая репутация"
      "Репутация какого рода?"
      Она не объяснила.
      Я решила, что пришло время связаться с Уолкером по телефону. Он говорил спокойно и связно. Когда я попросила назвать источник информации, то ответ был, что источник – он сам. Как оказалось, он был работником СХДА. Инспектора СХДА обычно проверяют качество мяса на заводе. Уолкер же работает в месте, под названием "кровавая яма".
      Частью работы Уолкера было брать на анализ кровь коров, на случай выявления у них бычьего бруцеллеза – заразной болезни, последствия которой – выкидыш у коров, что приводит к большим финансовым убыткам в мясоперерабатывающей промышленности.
       В теории, на бойнях коров или толкают к желобу, ведущему в " оглушитель", помещение, где их оглушают или они попадают туда по конвейеру. В "оглушителе" в голову каждого животного стреляют из специального ружья для оглушения, наполненного сжатым воздухом. Если ружье исправно и правильно используется оператором, то оно либо приводит к тому, что животное теряет сознание либо вообще умирает.
      Затем "оковщик" связывает оглушенному животному ноги цепью и тогда корову поднимают вверх на специальный конвейер. Теперь, корова, повещенная вверх ногами, болтаясь туда-сюда, отправляется к "забойщику", который перерезает ей горло, а точнее сонную артерию и яремную вену на шее. "Забойщик" делает вертикальный надрез на горле животного рядом с кровеносными сосудами, ведущими к сердцу, чтобы прекратить поступление крови в мозг.
      Затем корову направляют на "кровавые рельсы" и там, в течение нескольких минут из нее вытекает кровь. Затем тушу направляют к работникам, снимающим шкуру с головы и ног, а в конце "пути" с коровы полностью снимают шкуру, потрошат и разрезают на части.
      Вот таким образом это должно происходить согласно федеральному закону. Но, если верить Уолкеру, в Каплан Индастри все иначе.
      В 1906 году Аптон Синтклер издал книгу "Джунгли", в которой рассказывают о том, как семья эмигрантов боролась за выживание, работая в жутких условиях чикагских скотопригонных дворов и боен. В "Джунглях" рассказывается о шокирующих условиях боен. Там описано то, что мясо обрабатывалось в столь ужасных антисанитарных условиях и такое грязное, что его продажа снизилась более чем на 50%. Президент Теодор Рузвельт лично содействовал изданию закона о Федеральной Мясной Инспекции в 1906 году. В этом законе были обозначены санитарные стандарты для боен по всей стране.
      Сейчас работники СХДА проводят проверку мяса таким же самым способом, что и в 1906 году. Согласно Федеральному закону все животные на бойне должны быть осмотрены до и после убоя. Эти проверки проводятся федеральными ветеринарами или специальными инспекторами. Ветеринары, много знающие о здоровье и психологии животного, могут сами вести надзор на бойне. Инспектора учатся у них как определить признаки болезней или заражений у животных. Если во время предубойного осмотра в загоне перед бойней какое-то животное вызовет у инспекторов подозрение на предмет болезни, то его будут осматривать ветеринары из СХДА. Они обращают внимание на все признаки, которые не соответствуют норме: животные, которые не могут ходить; животные со странной походкой, дрожью в ногах, параличом; животные, которые скрипят зубами и т.д. также они смотрят, нет ли следов какой-нибудь инфекции или недавних операций.
      Большинство инспекторов работают на территории завода, где они производят также и послеубойный осмотр. Они должны осмотреть голову каждого животного, его туловище и внутренние органы на предмет выявления признаков болезней, абсцессов и заражений, а также на наличие фекалий, шерсти и грязи. Если инспектор обнаруживает тушу или орган, не соответствующие санитарным нормам, ее осматривает ветеринар и СХДА. Инспектора также должны следить за санитарным состоянием завода и за стандартами клеймения мяса.
      В 1958 году Конгресс издал закон о Гуманности на Бойне (ЗГБ), а в 1978 году в него были внесены поправки, которые расширяют его действия.
      В законе о Гуманности на Бойне есть рекомендация о том, что всех животных следует убивать только в бессознательном состоянии и только человеком, имеющим опыт в этом деле.
      СХДА вступил в тесный союз с мясоперерабатывающей промышленностью и выступил против закона о Гуманности на Бойне. Но все же в итоге оказал содействие его реализации. И хотя, нарушение закона о Федеральной Мясной Инспекции приводит к судебному наказанию, нарушение закона о Гуманности на Бойне не влечет за собой никаких наказаний вообще. Инспектора только рассматривают нарушения ЗГБ, хотя они должны сразу прекратить процесс убоя, пока нарушения не будут прекращены и их последствия не будут исправлены.
      За несколько месяцев, перед тем как связаться со мной, Уолкер обратился в СХДА с просьбой о том, чтобы решить проблемы, происходящие на заводе. "Хочу заметить, что существует смертельная опасность, если условия на бойне Каплана не будут изменены", писал Уолкер одному инспектору. Другому он писал: "Вы никогда не узнаете, в каких условиях происходит работа на этой бойне, пока сами не увидите. Я сам несколько раз чуть не был убит, брыкающимися коровами, с которых снимали шкуры, хотя они были в полном сознании". Третьему проверяющему он писал: "Возникшая ситуация требует немедленного вмешательства. Я очень расстроен, так как федеральное правительство не может ничего исправить".
      Это была первая попытка поиска помощи за пределами СХДА.
      И тогда Уолкер, бывший военный моряк обратился в Ветеринарную Администрацию (ВА). "Когда я попал на эту бойню, то увидел иллюстрацию к "Аду" Данте. Здесь было даже хуже, чем в аду".
      Ничего не произошло. После безрезультатного обращения в эти два правительственных учреждения, Уолкер написал мне.

      Тимоти Уолкер жил в Неаполе, Флорида, солнечном городке, расположенном между Мексиканским заливом и Большой Кипрской Топью. Я встретила его в маленьком ресторанчике даров моря. Он выглядел на свои 40 лет, был среднего роста и телосложения, носил очки. У него была борода. Это был скромный человек.
      Уолкер мечтал жить во Флориде. Он уволился с поста аудитора и переехал на юг. Он надеялся, что найдет работу в отделении по защите животных при СХДА, станет проверять исследовательские лаборатории, зоопарки и ипподромы. Он никогда не мог себе представить, что станет работать на бойне, будет брать образцы крови у коров.
      "В прошлую субботу", сказал он "Конвейер буквально дымился. Там было очень много коров, столько я никогда не видел. Рабочие стояли и ругались. Мы тоже ругались. Казалось, весь конвейер обезумел. Там было около сотни коров. Когда скорость конвейера была увеличена, и бригадир пытался загнать туда как можно больше коров, работники уже не выдерживали". Уолкер говорил, что на бойне Каплана забивают 50-70 коров в час. "Мясник – забойщик не всегда бьет прямо в голову", говорил Уолкер "и тогда корова может начать бегать по бойне. Однажды я видел, как корова сбила с ног одного мексиканца и несколько раз прыгнула на него, сильно ударяя копытами. Я спросил, сильно ли он ушибся – было очевидно, что его спина невыносимо болит, но он сказал: "Нет, нет". Он знал, что Каплан уволит его, если он будет жаловаться. За соседним столом праздновали чей-то день рождения, было очень шумно и наш разговор был прерван. После того, как задули свечи и стихли аплодисменты, Уолкер рассказал еще о двух несчастных случаях, когда работники СХДА чуть было не были затоптаны до смерти полуоглушнными быками.
      Очень часто, говорил Уолкер, коров оглушают неправильно и они находятся в сознании тогда, когда их связывают и поднимают наверх. Помимо того, что коровы брыкаются и мечутся, они буквально выкручивают свои шеи, смотря из стороны в сторону. Они просто обезумивают. И в таком состоянии коров отправляют к забойщику.
      "Иногда забойщик не может правильно перерезать горло несколько раз ", сказал Уолкер "Не может сделать так, чтобы потекла кровь".
      И теперь у коровы должны снять кожу с головы.
      "Очень часто работник, снимающий кожу с головы коровы, обнаруживают, что животное все еще в сознании, когда начинает делать надрез и корова начинает бешено брыкаться. Если такое случается – мясник вонзает нож ей в загривок, чтобы перерезать спинной мозг ". Это полностью парализовывает корову, но все же она продолжает чувствовать боль, когда ей снимают кожу с головы. Таким образом мясник может спокойно продолжать свою работу, ведь животное больше не брыкается. В ресторане было много людей. Они уже ужинали. Уолкер съел свой сендвич, а я салат. Мы говорили уже около часа и нам нужен был перерыв. Мы немного прогулялись по набережной, а затем отправились беседовать ко мне в мотель. Там я снова включила запись.
      "Снимать шкуру с живых животных не только жестоко", сказал Уолкер "но так же очень опасно для мясников и всех работников". Люди, работающие на бойне, стараются находиться на безопасном расстоянии, вдали от лягающихся коров. Иногда животное освобождается от своих оков и падает вниз головой с высоты 15 футов на работающих внизу людей.
      "Это чудо, что никто не был убит. Однажды такое повторилось трижды в день, один несчастный случай за другим".
      "Итак, вы решили как-то исправить ситуацию. С чего же вы начали?", спросила я
      "Я спросил своего босса, имею ли я право остановить конвейер. Он ответил, что этим занимается доктор Тексан (ветеринар СХДА. на бойне Каплана). Это ее обязанности. Чтобы поговорить с Тексан мне нужно было уйти с работы, но меня никто не мог заменить. Так, что я сообщил ей, что здесь снимают кожу с живых животных немного позже. Доктор то ссылалась на занятость, то все же что-то отвечала, но это не приводило ни к каким результатам." Уолкер назвал около 20 человек, с которыми он связывался в СХДА, ВА и в Конгрессе США.
      "Я даже связался с сенатором Бобом Грэхемом, но тогда я еще не знал, что он является владельцем большой маслобойни".
      "И еще кое-что", продолжал он "Я расскажу о нарушениях закона, которые остаются безнаказанными. Много раз стоки, по которым стекает кровь коров, засорялись частями тел животных (ногами, ушами и т.д.). Кровь выливалась обратно и затопляла помещение где-то на 6 дюймов, так что сток не был даже виден. А бывало такое, что цепи, которые весят около 30 футов, падали с конвейера и ранили рабочих, находящихся внизу."
      Закончив нашу беседу в тот вечер, мы насчитали 14 федеральных законов, нарушенных Капланом. Той ночью я не могла заснуть. Во-первых, у меня болело горло, а во-вторых, хотя я и была инспектором по выявлению жестокого отношения к животным, и была не очень впечатлительна, но то, что я узнала о бойне Каплана задело меня за живое.
      На следующее утро я поехала на север, в Фростпруф, чтобы поговорить с Кеннетом Сэндбором, одним из коллег Уолкера. Сэндбор, как и Уолкер, занимался тем, что брал кровь на анализ. Он сказал, что проблемы на бойне начались еще за долго до того, как Уолкер начал здесь работать. Я попросила его рассказать в деталях о своих наблюдениях, и он поведал мне одну историю. Еще до того как Уолкер был нанят в СХДА, Сэндбор и еще один человек, тоже берущий кровь на анализ, остановили процесс снятия шкуры с коровы, когда обнаружили, что эта корова живая и находится в полном сознании. Вице-президент бойни Каплана был очень зол на них за это.
      "Он нас буквально загрыз!", сказал Сэндбор "Говорил, что мы здесь не для того, чтобы останавливать конвейер. И что, если это нас не устраивает, то вы можем увольняться. Не знаю, как нам следовало себя вести, ведь мы работали на СХДА – на правительство". Но, тем не менее, Сэндбор отступился.
      Все еще опасаясь, что он может потерять работу, Сэндбор не разрешил записывать наш разговор на диктофон. Он не подписывал никаких документов, но сказал достаточно. И его слова подтвердили сказанное Уолкером.
      В течение следующих нескольких дней я общалась еще с двумя людьми, в обязанности которых входило брать кровь на анализ на бойне Каплана.
      Один из них, Ронни Утсон, жил на ферме во Флориде с женой и детьми. Когда я приехала, он красил трейлер рядом с домом. Мы сели на лужайке. Рядом паслась его лошадь. У моих ног играл котенок. Я спросила Уотсона о том, что рассказывал мне Уолкер.
      "Поймите меня правильно, Тим хороший человек, но он не совсем прав". Уотсон говорил медленно с южным акцентом. "Никому не нравится смотреть как животное подвешивают вверх ногами, но Тим воспринимал страдания животных очень близко к сердцу. Я относился к этому не так как Тим – немного спокойнее. Меня это просто пугало. Долгое время я чувствовал себя разбитым. И не только потому, что коровы брыкались. Это можно пережить, но, хотя, если попадаешь под такой удар, естественно, чувствуешь сильную боль. Самое ужасное для меня было, когда животное падало – это грозило для нас смертельным исходом. Когда я видел, что цепь, на которой висела корова, обрывается, то дрожал, как последний трус. Моя жена очень боялась, что однажды меня принесут домой по частям. Хорошо, что я застраховал свою жизнь, когда работал у Каплана".
      Я спросили, правда ли, что шкуру снимали с живых коров.
      "Понимаете, брыкание может быть вызвано и мускульной реакцией мертвого животного", сказал он "Но если коровы мычат или моргают то значит они живы".
      "Вы кому-нибудь говорили о том, что шкуру снимают с живых животных, которые находятся в сознании?", спросила я .
      "Я говорил доктору Тексан об этом два или три раза. Я говорил: "Доктор Тексан, коровы живые, они в сознании и они опасны!". После этого доктор только отругала работника, занимающегося забоем, но это не решило проблемы. Я написал письмо. Многие тогда писали письма. Я отправил его доктору Митчелу и он распорядился, чтобы доктор ДеКаролис приехал и посмотрел в чем же состоит проблема. Доктор ДеКаролис приехал в белой униформе и пробыл на бойне приблизительно 45 секунд, затем попросил убрать с его пути окровавленную тушу, так как кровь могла попасть на его белый халат и уехал". Столкнувшись с письмами и жалобами о том, что скот находится в сознании во время убоя, инспектора СХДА решили "изучить" проблему. Они не обратили внимание на человеческую жестокость или на опасность, исходящую от коров. Они не остановили конвейер. Вместо этого они установили нечто вроде защитной металлической крыши. Я спросил еще одного работника, берущего кровь на бруцеллез, об этой крыше.
      "Когда я работал у Каплана, мне говорили об этой защитной крыше. Тогда я думал, что они сошли с ума – я не знал о каком аде идет речь. Мне говорили, что подобное металлические покрытие может защитить работников если вдруг корова сорвется и упадет. Но навряд ли оно смогло бы защитить нас от ударов брыкающихся коров. В действительности, нас мог защитить только крик "Осторожно! Поберегись!", когда мясник начинал снимать кожу с головы живой коровы. Я благодарен за то, что он кричал это. Это давало нам шанс приготовиться. А иногда он мог крикнуть: "Собирайтесь в госпиталь!"
      При обычных обстоятельствах я мог бы разделить точку зрения Тима о жестокости к животным, но не тогда. Я слишком волновался о себе, о своей жизни, чтобы думать о коровах – я думал: "Господи, выберусь ли я от сюда живым?". А доктор Тексан, к стати, была очень зла".
      "Из-за условий?"
      "Нет, нет. Из-за того, что Тим написал письмо".
      Херб Хоузер, еще один человек из СХДА, с которым я связалась благодаря Тимоти Уолкеру. Он тоже пострадал от неправильно оглушенной коровы. Он хотел дать интервью. Я позвонила ему вечером, по приезду в Неаполь. И он сразу согласился со всем, сказанным Уолкером. Он назначил мне встречу, сказав, что может еще кое-что добавить.
      Через несколько дней я позвонила ему, чтобы подтвердить нашу договоренность встретиться, но он говорил со мной ледяным голосом: "Я не понимаю почему вы интересуетесь проблемами бойни. Это не ваше дело!", крикнул он и бросил трубку. Я спросила Уолкера , что же случилось. Он точно не знал, но догадывался. Представители СХДА недавно приходили к Уолкеру и расспрашивали о его контактах со мной. Наверное Хоузер узнал об этом. Уолкер выразил опасение, что Хоузер боится, что его могут уволить за то, что он общался со мной. До этого момента я рассматривала эти опасения, как какую-то мелодраму.
      Херб Хоузер изменил мое отношение к этому делу.

      Программа Защиты Свидетелей (от 1989 года) – федеральный закон, защищающий правительственных работников, если они стали жертвой не правильного, коррумпированного или некорректного поведения. Я вернулась в Вашингтон в связи с другими делами и там связалась с организацией под названием Правительственный Ответственный Проект (ПОП) – общественной адвокатской группой, которая защищала правительственных и общественных свидетелей. В ПОП согласились заняться делом Уолкера, ведь он может быть уволен из-за того, что общался со мной. Я была в офисе ПОП и увидела там меморандум директора Тома Девайна для всех работников. Заголовок меморандума был следующим: "Именно мы делаем так". Этот меморандум содержал речь Мэри Херсинк, матери четверых детей из Алабамы, которая выступала на слушании СХДА . Она рассказала о том, что случилось с ее сыном Дэмионом (21 год) после того, как он съел кусок сырого мяса в лагере бойскаутов.
      "Я побывала в самом темном месте во всей вселенной – там, где я увидела как тело моего ребенка билось в конвульсиях, как посинело его лицо под респираторными трубками. Мониторы над ним буквально били тревогу, так как кровяное давление падало 60/40…50/30…40/20…падало, падало, падало….Врачи просили, чтобы я ушла. Они добрые люди, и они знают, что родители не должны видеть собственными глазами, что случится с их ребенком дальше.
      Час. Целый страшный час в коридоре здания скорой помощи я и мой муж провели вместе прося Господа: "Пожалуйста, дай ему прожить хотя бы еще час. Мы не просим день – только час. Пожалуйста, Господи, пожалуйста! "
      И мы ждали, так же как ждали в первую неделю этого ада, как и последующие 6 недель. 6 недель его мучительных страданий, сильных болей. 7 раз мы прощались с ним, целуя его, когда хирургическая сестра отвозила его на очередную операцию. 6 недель двери в этот мир были закрыты для него. И наконец свершилось чудо и Господь сказал: "Этот ребенок получает в дар временное облегчение. "" Ее рассказ затронул меня. Занимаясь расследованием жестокого отношения к животным, я почувствовала, что испытание Мэри Херсинк каким-то образом связано с тем, над чем я работала. Я позвонила ей. После того как она поблагодарила меня за звонок, я спросила, почему ее сын съел сырой кусок мяса в бойскаутском лагере.
      Мэри сказала, что этот кусочек мяса лежал на деревянной тарелке, на которую скауты складывали готовое мясо гриль. И хотя этот кусок не был поджарен, он обветрился на воздухе и стал такого же цвета как и готовое мясо гриль.
      "Как только мой сын положил этот кусок мяса в рот, то сразу почувствовал, что он сырой, но он постеснялся своих товарищей и не выплюнул его.
      Ровно через 6 недель и начался этот ад. Сначала кровавый понос, а затем уровень тромбоцита упал. У ребенка начались галлюцинации – он больше не узнавал нас. Его печень перестала работать. Требовалось срочное хирургическое вмешательство.
      Вскоре у сына начались проблемы с легкими. Ему одели респиратор, так как его легкие были заполнены жидкостью. В его грудную клетку вставили специальные трубки, чтобы откачивать эту жидкость.
      Но теперь начались проблемы с сердцем. Оно увеличивалось. Рентген показал, что оно превышает нормальную величину в 2,5 раза. Трижды приходил доктор и делал дренаж, отгоняя жидкость от сердца. Врачи не верили своим глазам – каждый раз вытекал целый литр жидкости. Они говорили: "Все будет хорошо. Мы справились." Но на следующий день все начиналось с начала. Врачи сдались и отправили мальчика на операцию. Они хотели сделать отверстие в перикарде сердца. Когда они заглянули во внутрь, то увидели, что околосердечная сумка была раздроблена и полна гноя. Врачам пришлось удалить все это"
      Врачи оценивали шансы мальчика как один к четырем.
      Дэмион съел кусочек мяса, который содержал смертельно опасную бактерию Е.coli 0157:Н7. Этот микроб может вызвать брюшные судороги и понос, а так же гемолитический уремический синдром (ГУС), очень серьезное заболевание, во время которого токсичные вещества распространяются по всему телу и кровь теряет способность свертываться. Сейчас в США ГУС очень распространенная болезнь, особенно среди детей. 5-10% - со смертельным исходом, а остальные остаются калеками.
      После нескольких недель, проведенных в госпитале, Дэмиону запретили кушать. Но с другой стороны – он был на пути к выздоровлению.
      "И что же дальше?", продолжала Мэри "Мы все праздновали то, что наш ребенок справился с болезнью. Мы дали ему немного попить. Он сделал всего несколько глотков и ему сразу же стало хуже. Началась настоящая агония. Нужно было срочное хирургическое вмешательство. В 3.30 утра пришел доктор и сообщил, что все в порядке – операция пришла успешно. Но все же инфекция затаилась где-то в организме, и в последствии пришлось делать еще две операции". Дэмиону потребовался целый год, чтобы встать на ноги, в буквальном смысле. Он прошел курс специальной реабилитации и заново учился стоять и ходить. Он перенес несколько сердечных приступов, 7 хирургических операций, потерял ? своего веса и 30% легочных функций. Е.coli 0157:Н7 – очень редкая бактерия, которая еще до 1982 года была неизвестна и несла за собой все это время болезни и смерть на территории США. Такие бактерии как Е.coli и сальмонела, которые живут в кишечнике крупного рогатого скота и домашней птицы, заражают мясо, если убой скота производится в спешке и в несоответствующих антисанитарных условиях.
      "Эта болезнь опасна и разрушительна", сказала Мэри "Когда я узнала причину болезни моего сына – антисанитария на государственных бойнях, я была очень рассержена. Я поняла, что должна что-то сделать" Мэри встретилась с родителями других детей, которые тоже стали жертвой этой болезни. Вместе они создали группу, борющуюся за безопасное мясное питание, под названием "Наш Выбор – Безопасная Кухня" (STOP).
      Когда Мэри сказала мне, что мы могли бы вместе с ней и другими членами этой организации поехать в Вашингтон, на симпозиум по мясной инспекции в Сенат, я решила присоединиться. Между тем, я снова вернулась к исследованиям Уолкера. Подтверждающих доказательств теперь было достаточно, чтобы окончательно поверить Уолкеру. Но все люди, с которыми я беседовала были работниками СХДА и теперь они волновались не уволят ли их с работы за то, что они общались со мной. Я вернулась во Флориду, в Каплан Индастриес. У Каплана работало около 260 человек. Большинство из них были мексиканцы. Я узнала, что в 25 милях к югу от бойни Каплана было несколько испано-говорящих общин. Я села в машину и поехала на юг. Боулинг Грин, был в получасе езды от Бартоу и был похож на город приведений. Дороги были грязными, дома казались нежилыми.
      В маленьких городка в почтовых отделениях обычно рады предоставить любую информацию, но на почте в Боулинг Грин мне не захотели называть имена работников Каплана, и я направилась в городок Ваихула, который находился в нескольких милях от Боулинг Грин. Его население составляло 3 тысячи человек. Ваихула был окружен апельсиновыми и грейпфрутовыми рощами. В основном здесь жили мексиканские эмигранты, приехавшие сюда на сбор фруктов.
      Бюро по трудоустройству в Ваихула также не предоставило интересующей меня информации. Я решила поболтать с местными жителями, ищущими работу, но они не говорили по-английски. Я проверила местные бары и кафе, трейлерные парки. Та же история – ни одного работника Каплана..
      В одном супермаркете, где я покупала сироп от кашля, я спросила продавщицу, знает ли он кого-нибудь, кто бы работал у Каплана. Она ответила, что многих. Она не знала имен, но показала мне дом, где по ее мнению, жили рабочие.
      По пути я остановила одного симпатичного молодого человека и спросила не говорит ли он по-английски. Он знал английский и за 10 долларов согласился быть моим переводчиком.
      Когда я шла по лужайке перед деревянным домиком, дверь открылась и коренастая седая женщина вышла на крыльцо. Было слышно как в доме лаяла собака.
      "Что вы хотите?", спросила женщина.
      Я улыбнулась и объяснила, что интересуюсь улучшением рабочих условий на бойне Каплана, и что я слышала, что в ее доме живут люди, работающие там. Гертруда Шнайдер сдавала спальный вагончик 12 мексиканским рабочим.
      Этот факт уже подтверждал типичную эксплуатацию труда эмигрантов. Но Гертруда не соглашалась с этим.
      "Я люблю моих мальчиков", говорила она "Я забочусь о них наилучшим образом. Они – моя жизнь"
      она согласилась поручиться за меня своим мальчикам, когда они придут вечером домой.
      Я договорилась с переводчиком позже и отправилась в кафе, чтобы что-нибудь перекусить, а затем ждала в машине на парковке.
      Большинству квартиросъемщиков Гертруды, казалось, было лет по 20. Но меня не интересовал ни их возраст, ни эмиграционный статус. Гертруда относилась к ним хорошо и они отвечали ей тем же. Все они тяжело работали и отсылали свой скудный заработок своим родным в Мексику.
       Почти все эти люди собирали грейпфруты в близлежащих рощах, но два из них иногда работали у Каплана. Они работали на кровостоке, находясь в постоянном страхе за свои жизни. Хуан Санчес уволился сразу через несколько дней после приема на работу, боясь, что с ним случится несчастный случай. Хосе Альваро, который проработал на этой бойне несколько месяцев, описал каково это было.
      Через переводчика Альваро сказал: "Моя работа заключалась в том, чтобы мыть головы животных. Все происходящее я мог видеть со своего рабочего места". Он мог видеть, как коровы начинали брыкаться, когда их привязывали к конвейеру; как мясники перерезали спинной мозг, чтобы умертвить брыкающихся коров.
      Пока говорил Альваро, Гертруда не проронила ни слова и я практически забыла о ее присутствии. Позже, когда я прослушивала пленку, было слышно, как она вздыхала от ужаса.
      Альваро говорил, что даже если кто-то из рабочих был ранен коровой, то он боялся рассказывать об этом. Я спросила почему. Он размял пальцы и ответил:
      "Увольнение. Сразу. Мгновенно", - сказал переводчик "Или перевод на другую, более тяжелую работу, чтобы заставить человека молчать".
      Чтобы записать письменные показания мне нужен был испано-говорящий нотариус. Гертруда знала одного в Боулинг Грин. Анна Педроса работала нотариусом в фирме по продаже автомобилей. Она сразу согласилась помочь, как только узнала чем я занимаюсь. Ее брат работал у Каплана и она слышала эти истории.
      Анна посоветовала мне поехать на окраину города и поговорить с ее братом Гектором. Я поехала. Мы сели на лужайке. Рядом каждые несколько минут кукарекал петух. У Гектора был сильный акцент, но это не мешало ему описать мне картину происходящего во всех подробностях.
      "Там очень много коров и у человека, занимающегося убоем, просто не хватает времени. Но все равно их подвешивают и они брыкаются".
      "Сколько?", спросила я.
      "60 – 70 коров в день"
      "Говорят, что коровы брыкаются, но это мускульная реакция", сказала я.
      "Ну может быть это и правда. Но иногда они начинают мычать. Их подвешивают, а они все еще мычат. Они поднимают головы и смотрят вокруг. Иногда они падают вниз и пытаются снова встать на ноги. Когда корова падает и кричит…ох…"
      "Мычит?"
      "Да. Мычит. Правильно. Они живые. Все говорят, что это так". Очевидно, мне просто повезло или же я была хорошим детективом, но в итоге я попала в один бедный дом в Боулинг Грин. Я постучала, но мне никто не ответил. Я бродила по улице вокруг этого дома до наступления сумерек. Затем я увидела как мужчина, женщина и двое маленьких детей вышли из машины, держа в руках пакеты с едой. Я подошла к ним и представилась возле квартиры.
      Альберт Кабрера, высокий, худой парень 20-ти лет, с темными курчавыми волосами и большими карими глазами, пригласил меня войти. Маленький кондиционер распространял теплый воздух по комнате. Таракан полз по стене. Я включила диктофон.
      "Однажды утром на конвейере с телятами произошел затор", сказал Альберт "Чтобы заставить их двигаться быстрее, мы отправляли одновременно по 8-9 телят в помещение, где их оглушали. Когда они начинали двигаться, мы начинали стрелять из ружья для оглушения. Телята прыгали друг на друга. Мы не могли понять, кого мы оглушили, а кого нет. Их подвешивали, а они кричали и брыкались на конвейере. Совсем дети – возраст 2-3 недели. Я чувствовал себя ужасно, убивая их.
      Но не только телят убивали в полном сознании. Сложнее всего было с коровами, а особенно с быками – у них очень твердые черепа. Мне приходилось ударять по 3-5, а то и по 10 раз, прежде, чем они упадут. Много раз случалось, что я пробивал дыру в их головах, а они все еще были живы.
      Я помню, как однажды ударил одного быка с очень длинными рогами и что-то белое начало вытекать из его головы – мозги, подумал я . Его голова была вся в крови. Вдруг бык ринулся по направлению к входной двери. В него выстрелили из винтовки и затащили обратно".
      "Знаете, на бойне есть плакат, на котором крестиком указано место в центре головы коровы, куда нужно стрелять", продолжал он
      "И это то, что вы пытались делать?", спросила я.
      "Да. Это именно то, что я делал. Но всегда поступали жалобы, что я не выполняю свою работу должным образом".
      "А что по поводу людей из СХДА?", спросила я.
      "Они смотрели, как животные пытаются встать после моих ударов. Да, они жаловались, но ничего не предпринимали. Никогда. Ветеринар доктор Тексан из СХДА стояла и смотрела, сколько животных я убиваю. Я ударял одно животное по 5-6 раз. Она ругала меня, но никогда не останавливала конвейер".
      Вооруженная свидетельствами людей из СХДА и работников Каплана, я хотела получить информацию у главного проверяющего бойни. И я получила ее, но этот человек боялся увольнения и не разрешил мне включать диктофон. Вместо этого он назвал мне еще одно имя – Билли Корбет. Я встретилась с Корбетом у него дома. Это был высокий, симпатичный, темноволосый мужчина. Вместе женой и детьми он жил в нескольких милях от бойни Каплана. В течение 6 лет он работал там проверяющим. Но совсем недавно уволился.
      "Бойна Каплана – это предприятие, на котором существует потогонная система", сказал Корбет "Бойня буквально разваливается. Закупается слишком много животных. Старых, измученных и даже молочных коров. Многие из них умирают еще в дороге или в загонах, незадолго перед убоем", сказал он.
      "Что делают с коровами, которые не могут сами выйти из кузова машины после перевозки?", спросила я .
      "Обычно их перевозят на какой-нибудь старой развалюхе. К ней прикреплена подъемная люлька, а от нее идет цепь, которую привязывают к ноге коровы. Когда люльку поднимают – цепь натягивается и поднимает животное вверх.
      Когда привозят коров, которые не могут даже стоять, то их заставляют встать, засовывая им пальцы в ноздри и выкручивая в разные стороны. Но даже если корова поднимается на ноги, опасаешься, что в любой момент она может упасть."
      "В плохие времена бывало только лишь по 30 животных", продолжал он. "Многие были простужены, с температурой под 106°F (Согласно федеральному закону, убой крупного рогатого скота не должен производиться, если температура животных более 105°F – их нормальная температура - 101°F).
      Доктор Тексан измеряла температуру у животных, но никогда ничего не делала, чтобы помочь им. Коровы лежали на палящем солнце около 3 дней, прежде чем умереть или же доктор Тексан говорила нам, что их нужно пристрелить. Эти больные животные могли поесть или напиться воды, только в том случае, если находили силы, чтобы встать и подойти к кормушке.
      Часто даже здоровые животные находились без еды и питья один или два дня. Их просто могли забыть покормить. Иногда животные переворачивали корыта для питья и проходило очень много времени прежде, чем их устанавливали снова. Животные лежали под палящим солнцем без капли воды. Очень многие из них были полностью изнемождены.
      И еще – представители СХДА должны проверять животных и если есть подозрение, что какое-то животное больно, то это должно быть отмечено в специальном журнале. Я видел проверяющих, которые просто прогуливались по скотному двору и делали пометки даже не глядя на животных, а затем шли на перерыв пить кофе".
      "Как же перегоняли животных, которые все еще держались на ногах", спросила я.
      "Вы знаете, пытаться перегнать животных самостоятельно – тщетная попытка", ответил он "Иногда их приходилось подгонять и даже бить. Шоферы любили подастовать их. 5 или 6 электрических проводов вставляли в розетку и шоферы били ими животных. Коровы становились как дикие и их невозможно было усмирить. А шоферы просто стояли и смеялись (Федеральный закон запрещает использовать электрический ток, если мощность превышает 50 Вт.)"
      "И что же никто ничего не говорил?"
      "Дон Каплан, президент корпорации, подписал соглашение", сказал Корбет "в котором утверждалось, что если работник жаловался на что-то, то начальник мог назначить его на другую работу. Обычно на работу, где снимают с конвейера туши, обрабатывают и засыпают солью. Это ужасно тяжелая работа. Человека переводили туда и вскоре он сам увольнялся".
      Я вернулась обратно в Вашингтон. Через несколько дней Тимоти Уолкер позвонил мне и сообщил плохие новости: он был уволен СХДА за то что разговаривал со мной.

ГЛАВА 4
"Мамочка, неужели я должна умереть?"

      "Достаточно ли вы смелый человек, чтобы признать, что в естественном водоеме обнаружена палочка бактерии E. Coli 0157:Н7?
      И что эта инфекция заражает мясо, которое мы едим? И что последствие этого заражения – болезнь печени, которая раньше была редкой и, которая всего декаду назад стала очень распространенной, особенно среди детей? И что их страдания связаны с двумя последними правительственными администрациями Рейгана и Буша".
      Выступление Мэри Херсинк на слушании комиссии СХДА по вопросам зараженного мяса.
      Как и большинство правительственных работников, Тимоти Уолкер должен был проработать в СХДА в течение одного года, прежде чем получить постоянную работу в федеральной службе. Он был нанят СХДА на 363 дня и ему оставалось всего 2 дня до получения постоянного места, когда он был уволен СХДА за то, что разговаривал со мной. Я позвонила, чтобы пообщаться с Уолкером, отправила факсом в СХДА Закон О Свободе Слова, и начала звонить и наносить визиты в другие организации в Вашингтоне.
      У Мэри Херсинк, женщины, чей сын, Дэмион, чуть не умер, после того, как съел мясо, пораженное инфекцией, было симпатичное лицо, длинные светлые волосы и тихий голос. Возникало ощущение, что разговариваешь со старым другом. Когда я встретила ее на симпозиуме в Сенате, она была в сопровождении десятка родителей, чьи дети отравились зараженным мясом. Некоторые были с детьми, другие без – их дети не выжили и родители взяли их фотографии. На симпозиуме они рассказывали свои истории.
      Первой выступила 10-летняя Брайани Кинер. Она рассказала, что заболела после того, как съела полусырой гамбургер в ресторане быстрой еды. Брайани говорила всего минуту, но это, казалось, истощило ее.
      Мама Брайани, Сюзанна Кинер, продолжила рассказ дочери.
      "Моя дочь Брайани пролежала в больнице 167 дней. Из них 55 дней она находилась на грани между жизнью и смертью.
      Наша история начинается с испорченного гамбургера, который Брайани съела в начале января. Через несколько дней у Бри поднялась высокая температура 103.8°F и начались брюшные судороги. Лицо ее стало очень бледным. Ночью мы поехали к нашему педиатру, так как у Бри началось кровотечение из прямой кишки.
      Позже, когда я брала у моей дочери мочу для анализа, то баночка была полна крови. Увидев это я выронила ее, Брайани спросила: "Что это, мамочка?". Я сказала, что таким образом выходит та малиновая конфетка, которую она съела час назад…Моя девятилетняя девочка с веселыми карими глазками и длинными каштановыми волосами только начала битву за свою жизнь, которая продлится еще пять с половиной месяцев.
      Первые шесть часов в госпитале Брайани испытала страшную боль. Интенсивные желудочные спазмы повторялись каждые 10-12 минут. Ее кишечник увеличился втрое.
      Она впала в глубокую кому, которая продолжалась 40 дней. Все внутренние органы опухли. Ее дыхание было учащено до 100 вдохов в минуту.
      Когда доктор сказал, что ей осталось жить только час, мы пригласили священника и ее исповедали. Затем ее срочно отправили в операционную, чтобы удалить толстую кишку, хотя врачи все еще давали ей небольшой шанс выжить. Той ночью она выжила чудом.
      После второй срочной операции нам сказали, что у Брайани нет шансов выжить. У нее остановилось сердце, но врачи восстановили его работу. Ее сердце сильно опухло и было похоже на губку. Из каждой поры сочилась кровь.
       Из-за токсинов печень и поджелудочная железа Бри перестали работать. Несколько раз ее кожа темнела на несколько недель. У нее началась опухоль мозга, которую неврологи не могли лечить даже при помощи специальных лекарств. У нее были эпилептические припадки, в результате которых на глазах образовались кровавые сгустки.
      Врачи говорили, что у Брайани сильно воспален мозг. У нее было 5 % выжить и находиться в коме и 95% , чтобы умереть". Брайани приехала в Вашингтон, чтобы свидетельствовать, заплатив слишком высокую цену. У нее было больное сердце, поврежден мозг, диабет, ее легкие были покрыты множественными рубцами, от печени осталась лишь 1/3, девочка дважды переболела пневмонией. Ее мама рассказала на симпозиуме, что мышцы тела Брайани атрофировались и нужна была интенсивная физическая и трудовая терапия.
      К животу Брайани все еще была прикреплена "кнопка мики". Во время сна к этой кнопке прикрепляли катетер, через который производилось искусственное питание.
      ГУС (Гемотический уремический синдром) привел к полной дисфункции желудка.
      Ранее нормальный ребенок, сейчас Брайани не могла даже долго разговаривать. Она была так слаба, что могла посещать школьные занятия только один час в день.
      Две дочери Долланов – Андреа (3 года) и Мэри (4 года) заболели сразу же через несколько дней после того, как съели гамбургеры в ресторане быстрой еды в Сиэтле. Детей отвезли в больницу.
      Их мама, Дорати Долан, по профессии медсестра, рассказала их историю: "Мой муж и я провели следующие два дня то и дело отводя девочек в туалет, слушая стоны и вздохи по ночам и крики днем. У них продолжался кровавый понос, и Мэри все время повторяла: "мамочка, пожалуйста, сделай так, чтобы мне не было больно". Обе девочки, и она и Андреа все сильнее и сильнее заболевали этой страшной болезнью.
      Утором 12 января у Мэри потекла кровь из носа, и моча тоже стала кровавой. Тогда, в туалете, она посмотрела на меня своими большими голубыми глазами и спросила: "Мамочка, неужели я должна умереть?"
      Мои самые страшные опасения становились реальностью. Врачи сообщили, что у Мэри развивается ГУС и что ее состояние становится все хуже. На следующее утро у Андреи тоже началось кровотечение из носа и моча тоже стала кровавой.
      Мэри кричала, что у нее сильно болит голова. Мы обнимали, жалели ее, но она кричала снова и снова: "Мама! Мама!". Я назвала ее имя, обняла крепче, но ее глаза не фокусировались на мне. Она продолжала звать меня, так как будто не знала, что я рядом.
      Мой муж побежал за медсестрой и врачом. Пока мы ждали, казалось прошло несколько часов. Мэри становилось все хуже. Левая часть ее тела не двигалась. Крики о помощи становились все более тихими и неразборчивыми". Мэри поставили диагноз – паралич. "Врачи сказали, что прогнозы у Мэри очень плохие. Инфекция может распространиться и на другие органы: печень, панкреас, легкие, сердце, могут даже начать выпадать зубы. Она может умереть.
      Каждые 4-6 часов мы ждали результатов ее анализов. Все это время мы крепко обнимали ее, но ее тело обмякло, в нем не было силы. Ее ступни распухли. Правая сторона лица тоже опухла, так как печень плохо работала. Мэри пыталась сесть, но у нее не было сил и она падала.
      Мэри перевели в палату для выздоравливающих в тот день, когда выписали Андрею. Мы кормили Мэри, снова учили ее сидеть, поддерживая ей голову, учили ходить, пользоваться туалетом и ванной. Она прошла физическую, речевую и трудовую терапию. Врачи сказали, что ее можно забирать домой, и проводить терапию там.
      Наконец пришел день, когда Мэри могла вернуться домой. Она была очень слаба. Могла сделать лишь два шага самостоятельно. Девочка очень похудела. Маленькая Мэри долго боролась за свою жизнь, но все же вышла из этой борьбы победительницей".
      "Невозможно передать словами, что сделала эта страшная болезнь с нашей трехлетней дочерью", сказал Роберт Галлер, он выступал следующим. "Она буквально разрушила жизнь Луис Джой. В течение 18 дней, проведенных в больнице, ей сделали 16 переливаний крови, в легких была жидкость и ее откачивали. Пришлось одеть девочке респиратор. Ее правый глаз перестал видеть, у нее было кровоизлияние в мозг, паралич. Мы были совершенно беспомощны – наша дочь умерла прямо у нас на глазах".
      Пока дети страдают от специфических симптомов ГУС, лишь немногие врачи знают, что нужно взять анализ на наличие этой бактерии в организме. Маленькую Луис Джой Галлер лечили от воспаления уха. Рони Рудольф из Сан-Диего, рассказала, что у ее шестилетней дочери Лоурен
       были "золотисто-рыжие шелковистые волосы, сияющие карие глаза и лучистая улыбка. За неделю до Рождества папа Лоурен повел ее и ее брата в ресторан быстрой еды, чтобы отпраздновать то, что дети получили хорошие оценки в школе на этой неделе. Через несколько дней у Лоурен начался кровавый понос и сильные желудочные боли".
      Во время перерыва Мэри Херсинк сказала мне: "Когда я и другие родители говорим "кровавый понос", мы не имеем в виду немного крови – это кровотечение каждые 10 минут. Кажется, что кто-то вылил в унитаз кварту свернувшейся крови".
      Родители Лоурен Рудольф сразу поехали с девочкой в больницу. Не смотря на то, что она не могла ходить, доктор сказал, что у нее грипп и отправил домой. В конце Рождества ее наконец-то приняли в больницу.
      "В рождественское утро ее состояние ухудшилось, боли становились все сильнее", говорила ее мать "Обезболивающие не помогали. Ее руки были все исколоты. Мы привезли в больницу ее рождественские подарки. Она улыбнулась, но не смогла их открыть. Дочка очень плохо себя чувствовала".
      В тот вечер, прочитав Лоурен рождественские сказки, Рудольфы отправились домой.
      "Я поднялась на верх, чтобы немного посидеть в комнате Лоурен", сказала миссис Рудольф "Там я увидела записку, которую моя дочь написала Санта-Клаусу: "Дорогой Санта, я чувствую себя плохо. Пожалуйста, сделай так, чтобы я поправилась. Люблю. Лоурен."".
      На следующее утро Рудольфы вернулись в больницу. Их дочери стало еще хуже. "Она говорила своему папе: "Я скоро умру! Я скоро умру!". Я взяла ее руку и сказала, что она скоро выздоровеет. Через полтора часа у Лоурен случился сердечный приступ в возрасте шести лет!"
      Через два дня второй сердечный приступ унес ее жизнь.

      Региональные инспектора СХДА встретились, чтобы обсудить дело Уолкера. Они попросили его непосредственного начальника написать письмо, критикующее поведение Уолкера. Она отказалась, сказав, что это был хороший работник и, что его критика в адрес Каплана была обоснованной. До этого она оценила Уолкера как "человека, успешно выполняющего свою работу и имеющего неординарное отношение к работникам Каплана, а также к животным".
      Теперь, после общения со мной, у Уолкера начались неприятности. Директор юго-восточного региона СХДА доктор Ллойд Д. Конья отправил Уолкеру длинное письмо на три листа: "Я получил документы, которые доказывают, что вы показали низкий уровень квалификации и не можете больше работать у нас. Я настаиваю на том, что ваше поведение является неприемлемым и ваше дальнейшее пребывание в качестве работника нашей организации не в интересах Федеральной Службы".
      Далее Конья допустил тактическую ошибку, открыто обвинив Уолкера в следующем: "Ваше недавнее решение сделать вашу критику достоянием общественности ухудшило наши отношения с Каплан Интернешнел". Далее он говорит, что "хрупкие отношения" между СХДА и бойней Каплана "почти полностью разрушены вашем решением критиковать Каплан Интернешнел публично, вместо того, чтобы обратиться к нам в частном порядке"
      Когда Уолкера увольняли, он попытался возбудить дело против доктора Конья, который нарушил федеральный закон защиты свидетелей. Уолкер подтвердил это должностное преступление письменно.
      В заключении своего письма Конья добавил: "К сказанному выше добавлю, что черты вашего характера не совместимы с занимаемой вами должностью. Мое решение таково – ваша работа здесь, даже на испытательном сроке, помешает эффективной работе правительственных служб".

      Что касается меня, я работала, как сумасшедшая, прослушивая магнитофонные записи и конспектируя их на бумагу. Конечно, все это имело силу, но я была уверена, что представители мясоперерабатывающей промышленности попытаются оправдать Каплана. Я поняла, что бойня Каплана является типичным представителем боен по всей стране. Итак, я расширила границы моих исследований и начала поиски в мясоперерабатывающей промышленности США.
      Я получила статистические данные из различных правительственных источников. Цифры потрясли меня! В США ежегодно убивают 93 миллиона свиней, 37 миллионов коров, 2 миллиона телят, 6 миллионов лошадей, коз и овец. 8 биллионов кур и индюшек. В целом, в США ежегодно производится 43 биллиона фунтов свинины и говядины, 43 биллиона фунтов куриного мяса и 76 биллионов яиц.
      Слабое внедрение антимонопольных законов во время правления администраций Рейгана и Буша, как я узнала, содействовало дерегуляции процесса убоя.
      Согласно СХДА, с 1984 по 1994. Несколько больших скоростных операционных убойных систем были грубо разбиты на 2 000 маленьких –1/3 всех убойных установок США. Также было снижено количество рабочих мест – меньше работников убивали больше животных. Согласно данным Международного Союза пищевой Промышленности и Коммерческих Рабочих, который представляет интересы работников бойни, один рабочий выполняет 100% рабочую норму.
      У меня на столе лежала целая куча жалоб, скопившаяся за время работы над делом о бойнях. Парень из Северной Каролины задушил ради развлечения сотню щенков; один житель Нью-Йорка собрал 200 бездомны животных, а потом заморил их голодом. Среди всех этих писем я обнаружила журнал в защиту животных "Animal Voice". Там была статья о больших скоростных установках по разделке мяса, как раз то, чем я сейчас занималась. Единственной разницей между этой бойней и бойней Каплана было то, что здесь убивали свиней, а не коров. Их живьем бросали в кипящий котел.
      Согласно этой статье официальный представитель "Джон Моррелл и К°", Сиоукс-Сити, Айова, утверждал, что там свиней оглушают неправильно и они находятся в полном сознании, когда их бросают в кипящую воду. "Покупатели видят только красивую упаковку", сказал человек, проработавший в упаковочной промышленности 24 года "Но мы, люди, работающие здесь можем рассказать правду, которую большинство не знает – правду об аде для животных на бойне Моррелла". К статье была приложена фотография мясника, перерезающего горло свинье.
      Я связалась с редакцией этого журнала, чтобы получить дополнительную информацию, взяла кое-что из одежды, копию книги "Джунгли" и отправилась в аэропорт. Майкл Хантсингер, тот самый официальный представитель, на которого ссылались в журнале, был дородным человеком. Он сказал, что когда на бойне "Джон Моррелл и К°" была возможность убивать 75 тысяч свиней в неделю, то на специальном конвейере каждые 4 секунды свиньям ломали шеи. Скорость конвейера – лишь часть проблемы. Свиней лучше оглушать электрическим током – электроды прикрепляют к голове свиньи и пропускают ток через тело.
      Но, если электроды прикрепить неправильно, то сила тока разрывает капилляры на спине животного. Результат - фонтан крови – повреждается структура мяса, и оно теряет свою ценность.
      Руководство бойни не хотело замедлять скорость конвейера, чтобы обучить служащих правильно выполнять свою работу. Просто было решено уменьшить силу тока в процессе убоя. Слабая сила тока не приводит к кровотечению, она оглушает животное лишь на какое-то время.
      Я решила поговорить с человеком, непосредственно занимающимся убоем. Человеком, чье фото было в журнале. Хантсингер сказал, что он получил травму на рабочем месте и теперь не может работать у Моррелла. Хантсингер дал мне его новый адрес, и я поехала туда. Проведя 10 часов за рулем я попала в тихую местность на юго-западе от Канзаса. Томми Владек, светловолосый парень 20-ти лет, внешне напоминал звезду Голливуда Брэда Питта, но у него был большой шрам на лице.
      На новом месте он работал по вечерам и я смогла взять у него интервью почти в полночь. Не смотря на поздний час он не выглядел уставшим, когда вошел в мой гостиничный номер. Он пожал мне руку и сел. Я предложила ему выпить содовой, но он отказался и сказал, что готов начать разговор. Я включила диктофон.
      Казалось Владек гордился тем, что проработал на бойне 9 лет. Родом из Техаса, Владек, его жена и дети приехали в Сиоукс-Сити, чтобы быть поближе к родственникам.
      "Каково было работать у Моррелла?", спросила я.
      "Опасно", сказал Владек "Животные могли лягнуть, ударить. Я получил удар в предплечье, мне выбили зуб, у меня лопнула барабанная перепонка, и в итоге мне рассекли лицо. И это произошло уже после того, как я пожаловался начальству. И я прекратил все попытки решить эту проблему.
      Я был хорошим мясником. Я мог выполнять свою работу на конвейере при любой скорости. У Моррелла я забивал 900 свиней в год, что совершенно не сложно, если все делать правильно. Но, когда большинство животных находится в полном сознании, когда они брыкаются и бьют тебя, то это как…".
      Он осмотрелся по сторонам, как бы ища сочувствия.
      "Когда я работал там, то все время старался шутить", сказал он "Я называл свиней ублюдками, которые занимаются кикбокингом, каратэ, тэйквон-до. После работы мне казалось, что я провел 10 раундов с Майклом Тайсоном и выиграл".
      Когда я только начал работать, то старался не отставать от скорости конвейера. Вскоре я привык, но затем скорость снова увеличили. Начальство говорило: "Это рок-н-рол!". Обычно смотришь на часы и считаешь сколько свиней осталось убить. После работы приходишь домой с чувством, что сейчас умрешь от усталости".
      Он удобно расположился в кресле.
      "Расскажите мне о процессе убоя", попросила я. "С самого начала". "Все начинается с перегона свиней. Этим занимаются два или три загонщика. Свиней сильно бьют, так как они не хотят идти. Я сам видел, как этих животных жестоко избивали, что бы загнать их в специальные тиски. Однажды в ночную смену я видел, как один загонщик очень сильно разозлился на свинью. Он ударил ее палкой по спине и сломал ей хребет. Я видел, как свиньям засовывали прут в анальное отверстие, чтобы заставить их двигаться. Я не одобрял этого, так как когда свиньи попадали ко мне они были совершенно дикими"
      "Значит, они не были полностью оглушены, когда попадали к убойщику?", спросила я.
      "Начальство было недовольно, так как часто филейная часть туш была испорчена. Устанавливалось такое высокое напряжения тока, что волокна мяса разрывались в клочья. Проверяющие требовали, чтобы напряжение было снижено, не зависимо от того большая это свинья или нет. И когда нужно было оглушить большого кабана, то ничего не получалось.
      Я ругался, когда приходилось убивать живых, неоглушенных свиней. И тогда, работник, занимающийся оглушением начинал работать быстрее. Он бил их два – три раза, но они все же оставались в сознании.
      Я видел, как свиней пытались оглушить, ударяя их до 12 раз. Например, одного большого кабана били очень много раз, но он, сукин сын, все не терял сознание. Эти животные имеют удивительную силу.
      Однажды я спросил одного работника, сколько свиней разорвало в клочья, когда он оглушал их током за один вечер. Он ответил, что две или три. Но это все равно много.
      В основном эти люди некомпетентны в своем деле. Один парень устанавливал специальный прибор, чтобы оглушить свинью у нее на спине. А затем вместо того чтобы зафиксировать его, он начинал водить им по спине животного и свинья, конечно, пугалась. Ему нравилось смотреть, как она подпрыгивает, когда ее било током. Но однажды прибор соскользнул и этого парня самого ударило током. Больше он такого не делал".
      Владек сказал, что для начальства не имело никакого значения, правильно ли были оглушены свиньи или нет, их все равно клали на специальный стол, привязывали за ноги цепями и поднимали вверх на конвейере. Так как неоглушенная свинья в любой момент могла вскочить с этого стола, то рядом построили специальный заграждение.
       Это заграждение было всего 16 кв. футов. Предполагалось, что там может находиться не больше, чем 2 свиньи, но я сам видел, как туда буквально запихнули 14.
      Вот как это должно происходить: работник разжимает цепь, если обнаруживается, что животное находится в сознании и при помощи специального портативного аппарата оглушает его, а затем снова привязывают свинью к конвейеру.
      Да, так должно быть. Но у Моррелла все происходило иначе. Когда свиньи попадали в это заграждение, то работники били их по голове железными палками, пока животные не теряли сознание или не обессиливали. Тогда на него уже можно было надеть цепь и поднять его наверх. Хотя, вскоре свинья могла прийти в себя.
      Если в загоне было много свиней, то уже не было времени использовать портативный оглушитель или железную палку. Их просто пускали дальше по конвейеру, а я должен был убивать их.
      Начальник часто кричал мне: "Ударь эту свинью, пока она не убежала!". И тогда я хватал свинью за переднюю ногу, переворачивал и перерезал ей горло. Свинья могла вырваться и убежать и тогда она начинала бегать вокруг, истекая кровью.
      Однажды вечером я должен был убить большого кабана, весом 500 фунтов. Он был подвешен на цепи и крутился из стороны в сторону. Я подошел к нему. Он посмотрел мне прямо в глаза. Я схватил его за ухо и он дернулся. Он укусил меня за руку, сильно поранив палец. Я ударил его. Я был очень рассержен.
      Когда я вынимал нож из тел свиней то, кровь фонтаном брызгала прямо мне в лицо. Бывало, по окончании работы я был весь в крови, как будто только что принял ванну полную крови.
      Однажды вечером мой начальник показывал каким-то японским коллегам бойню. Когда они приходили мимо меня, я как раз резал свинью. Я отошел в сторону. Свинья брыкалась, раскачиваясь из стороны в сторону, брызгая на японцев кровью.
      "Вы не должны были этого делать", сказал мне начальник.
      "Да, вы правы", ответил я "но я просто выполняю свою работу. Я уже говорил вам об этой проблеме еще две недели назад. Вы ничего не предприняли! И я хотел, чтобы вы увидели это все своими собственными глазами!".
      "Итак, начальство знало о том, что животных оглушают неправильно", сказала я "И что же никто ничего не сделал?"
      "Они говорили, что это просто мускульная реакция, нервы. Животные мертвы. Я спрашивал их, почему эти чертовы свиньи кричат и бьют меня, если они мертвы? Разве я похож на дурака?
      Я был доведен до предела. Если свинья была живая и у меня было время, то я сам брал металлическую палку и бил ее по голове, чтобы она потеряла сознание и только после этого закалывал ее. Когда проверяющий жаловался, что у животных проломлены черепа, я отвечал, что просто пытаюсь спасти свой собственный череп, чтобы его не проломили"
      "Что происходит после того, как вы убивали их", спросила я
      "После убоя туши свиней погружают в специальный котел и ошпаривают при температуре 140° - стандартная процедура при обработки свинины, чтобы удалить щетину", объяснил он " Если температура превысит эту норму, то мясо отделится от костей. Когда убиваешь живую свинью, ее мышцы напрягаются и задерживают ток крови. Следовательно, кровь не успевает стечь. Часто живые свиньи попадают в котел с кипящей водой.
      Был случай, когда один кабан, пытаясь убежать, прыгнул прямо в котел с кипящей водой. Его схватили за заднюю ногу и вытащили. Один парень крикнул: "Дай мне нож!". Он взял нож и воткнул в животное. Голова, передние ноги и половина туловища животного находилось в котле, и когда его начали вытаскивать, то кабан начал сильно брыкаться".
      Он закурил, сделал затяжку и медленно выпустил дым.
      "Однажды я пропустил три свиньи. В тот день я работал с трех часов дня. К вечеру на конвейере было так много живых свиней, что я не успевал их всех убивать. Род Уоллес подошел ко мне и сказал, чтобы я шел домой и подумал там, почему я стоил им сегодня 10$.
      Я готов был провалиться сквозь землю.
      Тогда я попросил, чтобы пришел представитель профсоюза, но мне сказали, что это не нужно.
       На следующий день Мак Хастингер и я отправились на встречу с Полом Харрисом, зам. директора по кадрам. Харрис сказал: "Если вы видите, что свинья живая, то просто остановите конвейер и убейте ее, ведь если свинью не зарезали то она не истечет кровью прежде, чем попасть в кипящий котел. И когда тушу извлекают из котла, то проверяющий бракует ее и Моррелл теряет пару сотен долларов".
      После этого управляющий завода пришел ко мне и сказал, что как только я увижу живую свинью, то должен остановить конвейер и зарезать ее. Даже если ты сомневаешься, все равно сделай это. Самое важное – не пропустить ни одной чертовой свиньи. Это был не первый раз, когда на бойне Моррелла меня заставляли резать живых свиней, и конечно же не последний. И я резал.
      Хастингер говорил Полу Харрису, что из моей зарплаты должны вычесть те часы, которые я пропустил вчера. Харрис ответил, что из моей зарплаты ничего вычитать не будут, и что мне повезло, что меня не уволили".
      Время от времени Владек дотрагивался до своего шрама.
      "Откуда у вас этот шрам?", спросила я.
      Владек снова дотронулся до него и сказал: "Однажды вечером я собирался заколоть свинью, но она все еще была живая. Я отпустил ее, так как решил поймать ее позже, когда она немного успокоится", объяснил он "Вместо нее я решил пока заколоть другую свинью. Перевернув ее, я положил руку ей на живот, и вдруг первая свинья подбежала ко мне и ударила копытом по руке. Рука дернулась, и я полоснул себя ножом по лицу. На мне была белая рубашка и вдруг в один миг она вся стала красной от крови.
      Медсестра наложила мне повязку, потратив 4 упаковки бинта. Кто-то вызвал скорую помощь. Медсестра сказала, чтобы мне положили что-нибудь на лицо, так как по иному не возможно остановить кровь, повреждена артерия.
      Рана шла через нос, рот, глаз и дальше через веко. Той ночью я попросил у медсестры зеркало, чтобы посмотреть на свое лицо. Она сказала, что врачи запретили мне смотреть пока в зеркало, чтобы я не получил шок. На следующее утро, проснувшись, я подошел к зеркалу и, увидев свое лицо, я закричал.
      Работники комитета безопасности Моррелла сказали, что мне чертовски повезло. Но я решил, что моя собственная жизнь намного важнее, чем жизнь чьих-то свиней."
      Он смотрел в одну точку и молчал. Я тоже не проронила ни слова.
      "Был еще один случай, который я не забуду никогда в жизни", продолжал он "Убежала свинья и проверяющий сказал: "Заколите эту суку!". Тогда я схватил ее и начал бить, а она посмотрела на меня так, как будто хотела сказать "Эй! Я знаю, что это твоя работа, так делай же ее быстрее!". Впервые в жизни я посмотрел в глаза живому существу, а затем убил его".
      Зазвонил телефон. Это была жена Владека. Очевидно, ее беспокоила какого рода интервью дает ее муж в гостиничном номере в два часа ночи. Томми и я договорились встретиться завтрау него. И он ушел.
      Дома у Владека было чисто и опрятно. Когда я приехала Владек был один. Мы сели на кухне за стол возле большого окна. По радио играла музыка кантри. Вчера я узнала о Владека много фактов и полезной информации, но я пришла снова, так как мне было интересно какой же человек, с каким характером выберет эту работу и как эта работа отразится на нем.
      "Туда не возьмут просто человека с улицы", сказал он "Мне нравится убивать, конечно, если все идет по правилам. Но когда ты работаешь каждую ночь, вонзая нож в этих свиней, а они сражаются с тобой за свою жизнь, брыкаются и стараются укусить, прикладывают все усилия, чтобы убежать, то ты уже не думаешь о том, что ты делаешь, все получается автоматически. Ты думаешь о чем угодно, но только не о работе. Просто эмоционально умираешь, становишься садистом.
      Когда я работал там, вонзая нож в этих животных каждый день, я был настоящим садистом.
      К концу смены все работники кричали друг на друга. Работник, оглушающий свиней, кричал на загонщика, чтобы тот перестал перегонять такое большое количество свиней. Работник, надевающий цепи на свиней, кричал на того, который оглушает, чтобы тот перестал направлять к нему живых свиней. Я же кричал на всех троих. Как-то после работы мы пошли в ближайший бар, чтобы вместе обсудить происходящее. Все были согласны, что что-то должно случиться, кого-то обязательно сильно ранят. И действительно, не прошло и месяца, как я сам лежал в машине скорой помощи, истекая кровью.
      Но хуже всего была моя семейная жизнь. Когда я приходил домой, моя жена спрашивала, как мои дела. А я вместо того, чтобы радоваться, видя ее, говорил: "Какого черта это тебя интересует!?". И мы начинали какой-то глупый спор и затевали ссору. Или же я приходил домой пьяный и тогда снова скандал".
      В окно я увидела, как симпатичная блондинка вышла из машины, а за ней следом ребенок, девочка.
      "С женой мы стали жить отдельно в июле", сказал Владе "Где-то за два месяца до того как я поранил лицо. Она не могла больше выдерживать скандалы. Я приходил с работы злой и недовольный, и все это отражалось на моей семье."
      Вошла жена Владека, Лиза, и тепло поприветствовала меня.
      "Я как раз рассказывал Гейл о моем поведении по отношению к окружающим, когда работал у Моррелла", сказал Владек "О том, как я жил и почему ты покинула меня".
      "Ты рассказал обо ВСЕМ почему я ушла от тебя?"
      Он кивнул, посмотрел по сторонам и сказал: "Кое о чем. О моем поведении". Он посмотрел на свои руки "Я бил ее".
      "Вы били ее?", спросила я.
      "Да".
      "Но он не бил меня с тех пор, как я однажды дала ему сдачи, он больше не бил меня".
      Он засмеялся, а потом сказал:
      "Я также был плохим отцом по отношению к моим собственным детям. Я наказывал их за малую провинность. Без колебаний бил их ниже спины. Сейчас я, конечно, тоже наказываю их, повышаю голос, но никогда не бью".
      Владек посмотрел в окно, его дочь каталась на качелях. Он вздохнул.
      "После того несчастного случая я понял одну вещь, что ни один человек не может быть незаменимым. Как только я ушел с работы, то на мое место сразу же приняли кого-то другого. И конвейер продолжал работать. Потому, что людям нужна работа, и они будут делать все, чтобы их не уволили. И я доказал это, убивая животных, которые находятся в полном сознании. Я делал это, так как мне нужна была работа. Сейчас, если мне на выбор предложат быть безработным или работать на Джона Моррелла, то я лучше выберу первое. Я буду стричь газоны, чинить машины, делать все, что угодно, но никогда не вернусь туда".

      Я решила перепроверить то, что рассказал Владек и поговорить с его приемником, его завали Стив Джэнссон.
      "Вы разговариваете с человеком, который любит свою работу", сказал Джэнссон в самом начале нашего разговора.
      Вскоре я снова услышала о свиньях, которых убивают, хотя они все еще находятся в сознании, об увечьях, которые получают работники, о "слепом" начальстве – все тоже. Но теперь я услышала обо всем этом совершенно с другой стороны, как о жизни полной риска и приключений. Джэнссон, работал у Моррелла недавно. Но уже получил увечье, которое требовало немедленного хирургического вмешательства.
      "Свиней оглушают какие-то неумехи", сказал он.
      Оказалось, что тот же самый работник, оглушающий свиней, из-за которого, собственно, Владек и попал в больницу, теперь работает в смене Джэнссона.
      "Из-за этого человека один парень рассек себе лицо. Все знают, что он плохо работает. Когда он направил ко мне ту свинью, она была в полном сознании. Меня не волновала, куда я ударю ее. Я ударил ее ножом и быстро отскочил в сторону как можно дальше. Это все, что от меня требовалось. Меня не волновало, стечет кровь или нет". Имя Эда Ван Винкла вспоминали, когда говорили о бойне Моррелла. Создавалось впечатление, что говорят о живой легенде. Начиная с 60-х годов, он работал на десяти различных бойнях. Я слышала о нем, как об очень жестоком человеке.
      Мы встретились с Эдом Ван Винклом в кафе "Холидей Инн" в Сиоукс Сити. Это был рослый человек, лет сорока. По началу он держался настороже. Когда я спросила о работе на бойне, то он рассказал все о том же. О том, как свиньи борются за свою жизнь.
      "Как вы считаете, в чем же проблема? В навыках оператора или же в оборудовании?"
      "Думаю, что проблема в отношении", ответил он "Пока конвейер работает, вы тоже должны работать и не задерживать всех, иначе – выговор от начальства"
      Ван Винкл говорил усталым голосом.
      "Когда я начал работать у Моррелла, то понял, что основой всего здесь были алчность и жадность. Производительность труда здесь превосходила над благосостоянием работников. Если с кем-то случался несчастный случай, то конвейер не останавливали. Пострадавшего просто оттаскивали в сторону, а конвейер продолжал работать. Конвейер – вот, что было самым важным. А все остальное как-то не причем.
      За последние несколько лет условия работы у Моррелла становились все хуже и хуже. Начальство не волнует состояние свиней, убивают ли их в сознании или нет. Получают ли работники травмы или нет. На бойне Моррелла волновались лишь о том, чтобы свиньи были убиты.
      Впервые я начал возить свиней для Моррелла в 1985 году. Чтобы перегонять свиней мы использовали кожаные хлысты. Но при ударе таким хлыстом повреждалось мясо, и начальство запретило использовать их. Мы стали использовать электрические провода. Лишь одно легкое прикосновение такого провода заставляло животное двигаться. У Моррелла со свиньями обращались просто ужасно. Если свинья не хотела идти. То этот провод направляли прямо ей в глаза и включали ток".
      В кафе пахло беконом и жареными сосисками.
      "Все шоферы делали это?", спросила я.
      Какое-то время Ван Винкл молчал, а затем сказал: "Об этом трудно говорить. Ты находишься как бы под давлением. Я сам брал провода и бил током прямо свиньям в глаза".
      Официантка принесла нам кофе и меню. Ван Винкл заказал английскую выпечку. Я последовала его примеру.
      "Что еще делали шоферы?", спросила я.
      "Самый предпочитаемый метод – избиение свиней до полусмерти при помощи металлической палки во время перегона от грузовика на бойню. Все шоферы использовали металлические палки. Свиней, которые не хотели двигаться, просто убивали. А затем этих свиней отправляли на конвейер, и процесс шел дальше".
      "Как часто такое происходило?", спросила я.
      "Свиней можно было легко ввести в состояние стресса", продолжал он "Если ударить свинью слишком сильно, то у нее мог случиться сердечный приступ. Если во время перегона свинья не хочет идти или ей становится плохо, то ей в задний проход засовывают большой крюк, он цепляется за подвздошную кость, а затем животное тащат. Иногда крюк вырывается прямо с мясом. А ведь свинья живая. Я видел однажды, как такой крюк вспорол свинье живот и от туда выпали кишки. Если животное падало и загораживало проход, то крюк вставляли ему в щеку, и тогда тащили".
      Он выпил кофе.
      "Что случалось, когда свиньи попадали в загон?", спросила я.
      "Их били в зад, кололи в глаза и тогда они начинали двигаться очень быстро. Они начинали карабкаться друг на друга. Человек, работающий в загоне, пытался оглушить свиней. Но они бегали, прыгали, и он не мог оглушить их правильно".
      "А разве эти люди не проходили специальные курсы, где их должны были обучить, как правильно оглушать животных?".
      Впервые за все время Ван Винкл улыбнулся.
      "Курсы? Все происходит так: кто-то рассказывает новому работнику, как установить специальное ружье для оглушения и все, курсы окончены. В начале 80-х годов руководство бойни Моррелла приказало уменьшить силу тока при оглушении свиней".
      Принесли выпечку. Ван Винкл намазал свою порцию джемом.
      "Вы, очевидно, думали, что для руководства было важным, чтобы животных оглушали правильно", спросила я.
      "Мы пошли к начальнику и обсудили с ним то, что мы убиваем свиней, хотя те находятся в сознании. Мы просили, чтобы сила тока во время оглушения была увеличена, чтобы мы могли выполнять работу должным образом. Начальник сказал, что разберется с этим. Мы пошли в операторную и увеличили силу тока. Что же сделало начальство? На дверь операторной повесили замок".
      Ван Винкл оказался совершенно не злой человек, как мне показалось с первого взгляда. Когда он рассказывал о том, что видел и делал, в его глазах я увидела скорбь.
      "Когда я впервые заколол свинью", продолжал он "канава для стока крови быстро наполнилась. И когда проходил конвейер с животными, то их головы окунались в эту канаву полную крови. Я помню, как свиньи захлебывались. Страшное зрелище.
      Позже Моррелл установил новую систему сбора крови и канавы не наполнялись так быстро. Но когда насос ломался, все начиналось снова.
      Скорость конвейера не давала возможности мяснику выполнить свою работу как полагается. Он успевал сделать лишь один удар ножом, и кровь стекала очень медленно. Это происходило по тому, что мясник не успевал перерезать нужную артерию. Если свинья в сознании, то она сжимает мышцы и кровь вытекает очень медленно и пройдет очень много времени, прежде, чем вытечет кровь.
      Да, если артерия перерезана неправильно, то кровь не вытечет вообще. И вот, еще живые свиньи попадали в кипящий котел и кричали там от ужаса и боли. Они барахтались и выплескивали воду, но рано или поздно тонули. Думаю, что они умирали от ожогов, так как за пару минут до того, как утонуть, они переставали метаться. Начальство совершенно не волновало то, что животные испытывали сильную боль, когда их варили живьем".
      "А вас волновало?", спросила я.
      "Да. Я сделал ошибку. Я думал, что эту проблему можно решить, если я буду настойчив и обращусь к нужному человеку. Я пошел в офис Общества по Охране Здоровья и Безопасности на Рабочем Месте при СХДА. Там я рассказал обо всем. О том, что, во-первых, люди получают травмы, а во-вторых, с животными обращаются жестоко. Никто ничего не предпринял. На меня стали поступать жалобы. Вместо того, чтобы действительно заняться этим делом, начальство просто выдало нам специальные перчатки, так как руки работников были все в порезах. Свиньи брыкались так, что выбивали ножи из рук. Тогда нам выдали кольца, которые прикрепляли к ножу и одевали на палец. Даже, если свинья ударит вас, то нож все равно остается в руке. Но теперь, вместо "летающего" ножа, у нас был нож, который при ударе крутился в руках".
      Ван Винкл повернул голову вправо и показал шрам на шее.
      "Я перерезал себе яремную вену. Испугался до смерти. После того, как я поранился, я сказал своему начальнику: "Я здесь не для того, чтобы умереть. Больше я не буду убивать свиней". По закону, я не должен выполнять работу, выполняя которую, я подвергаю свою жизнь опасности. Я встретился с управляющими и сказал: "Вы не можете заставить меня резать живых свиней".
      Я чувствовал себя не очень хорошо, так как знал, что кто-то другой будет выполнять мою работу, и что чья-то жизнь теперь будет подвергаться опасности. Я думаю так, если начальство хочет, чтобы резали живых свиней, то пусть они сами делают это. А знаете, кого мой начальник назначили на мое место?"
      Ван Винкл закрыл глаза и покачал головой.
      "Своего собственного сына".
      Как член профсоюза, я имел доступ в корпоративные исполнительные органы власти. Рассказанная мною проблема не была для них новой, но они ничего не предпринимали по этому поводу. Тогда я обратился в СХДА. Там мне выразили соболезнования по поводу происшедшего и сказали: "Мы ничего не можем сделать в данной ситуации".
      Тогда я обратился к проверяющему ветеринару из СХДА. Я рассказал ему, что неправильно оглушенные свиньи калечат работников. Я также пытался обратить его внимание на ту жестокость, с которой относились к животным. Он сказал, что пойдет и проверит все сам. Позже я узнал, что ветеринар приходил, осмотрел все, собрал железные трубы и предупредил всех работников о технике безопасности. Он осмотрелся по сторонам и сказал: " Я не вижу, чтобы здесь резали живых свиней. Здесь все в порядке".
      "Я отправился в Айову", продолжал Ван Винкл "В Общество по охране Здоровья Человека и его Безопасности на Рабочем Месте. Там мне сообщили, что закона по поводу моего дела не существует. Когда это общество организовало проверку бойни, то ее руководство распорядилось привести все в порядок. Рабочих заставили надеть специальные наушники, заглушающие грохот".
      "Не проще ли было для начальства решить эту проблему самим?", спросила я.
      "Тогда они бы влетели в копеечку. Зачем защищать рабочих, если их можно просто заменить на других. За последние годы накопилось несколько сотен жалоб. Одному парню наложили 125 швов – и что же, около сотни человек хотело занять его место. Моррелл получал свиней, работники получали деньги.
      Я уволился, так как не мог больше видеть, что там делали с людьми. Для меня это было просто не выносимо. И я ушел".
      Официантка забрала наши чашки и спросила, не хотим ли мы еще, что-нибудь еще. Мы оба отказались. Я даже не притронулась к выпечке.
      "Вчера вечером я должна была взять интервью у одного парня", сказала я "Но, оказалось, что он в тюрьме. Арестован за нападение".
      "В этом нет ничего необычного", сказал он "Понимаете, хуже всего, даже хуже, чем опасность получить травму – это эмоциональное напряжение. Работая на бойне, возникает ощущение, что ты можешь убить живое существо, совершенно не задумываясь об этом. Ты смотришь свинье в глаза и думаешь: "Господи, это ведь не отвратительное животное". Может возникнуть желание взять ее к себе в качестве домашнего питомца. Свинья подходит к тебе и тычется носом, как щенок. А через несколько мину приходится ее убивать – забивать до смерти железной палкой. Я не смог выдержать это.
      Когда я работал наверху, убирая внутренности, то чувствовал, что приношу пользу людям, но там, внизу, на самой бойне такого чувства уже не возникало. Я убивал животных. Это было единственное чувство.
      Иногда таким же образом я смотрел и на людей. Мне хотелось, чтобы мой начальник попал на бойню вместо этих свиней, и я зарезал бы его. У меня возникало чувство, что если кто-то обидит меня, то я достану пистолет и спущу курок.
      Все мои знакомые мясники носили оружие. И каждый мог выстрелить в тебя. Большинство из них имели судимости за нападение. У многих были проблемы с алкоголем. Выпивка для них – единственный выход, чтобы забыться. Забыть, что целый день они избивали и убивали животных. Если вдуматься, то в день я убивал около тысячи свиней".
      "Как вы справлялись с этим?", спросила я.
      "Когда я начал работать у Моррелла, я уже был анонимным алкоголиком. Мне было легко говорить с людьми об этих проблемах. Но большинству людей было трудно говорить о том, что с ними происходит. Они употребляли алкоголь и наркотики и замыкались в себе. Некоторые вымещали накопившуюся злобу на своих женах. После работы они шли в бар. Но даже если они пили и забывались то, протрезвев, вспоминали все снова.
      Когда я сообщил, что хочу уволиться, то мне предложили должность начальника цеха. Я лишь рассмеялся. Начальство узнало, что я когда-то учился на курсах сиделок…"
      "Вы хотели стать сиделкой?".
      "Давно, еще в колледже. Итак, Моррелл предложил мне работу няньки. Я сказал, что не собираюсь быть сиделкой здесь. Я хочу помогать людям, а не калечить их. Я сказал, что если мне даже предложат все деньги мира, я все равно не буду работать у Моррелла.
       Через какое-то время я решил прийти на бойню и посмотреть, что же изменилось. Ничего. Те же свиньи, те же люди, та же работа. Я увидел несколько новых людей, но выражение их лиц было такое же мрачное, как и у остальных".
      Эд Ван Винкл больше не работал у Моррелла, как и Владек, и Дженссон. Два последних могли встретиться со мной, чтобы поговорить лишь поздно вечером. А мне нужен был человек, который мог бы документально подтвердить свои слова днем. Был холодный вечер. Дул ледяной ветер. Я ехала по холмистым улицам Сиоукс Сити, штат Айова и искала дом Донни Тайса, работающего у Моррелла. К нему мне посоветовал обратиться Томми Владек. Я позвонила Донни Тайсу по телефону и заранее договорилась о встрече. Я постучала в дверь его квартиры и мне открыл высокий, худощавый мужчина средних лет. Он улыбнулся и пригласил меня в хорошо обставленную гостиную, включил приятную музыку и предложил мне пиво. Я отказалась и достала диктофон.
      Тайс сел в кресло, открыл банку пива и закурил.
       "В вас проснулось нечто вроде гуманного любопытства, что же происходит там, на бойне?", спросил он.
      "Не совсем так. Я хочу понять, как можно предотвратить человеческую жестокость по отношению к животным на бойнях".
      "Надеюсь, что наша беседа не разочарует вас".
      "Что вы имеете в виду?"
      "Я не знаю насколько много я смогу вам рассказать. Я не член профсоюза". Он снова улыбнулся, как бы извиняясь "Я действительно хочу поговорить с вами, но за это меня могут уволить с работы".
      Я выключила диктофон.
      "Знаете, у меня был очень долгий день. Наверное, я выпью пиво", сказала я.
      Мне все еще было трудно глотать, все еще болело горло. Доктор сказал, что мне лучше не пить спиртное. Тайс пошел на кухню и принес мне пиво.
      "У вас есть дети?", спросила я.
      "Двое", он достал бумажник и показал мне фотографии своих детей "Я гордый отец".
      На его руке, среди множества татуировок я увидела большой синяк.
      "Откуда у вас это?"
      "Меня ударила свинья, которую я закалывал".
      "А разве этих животных не оглушают прежде чем они попадают к вам?".
      "Видите ли, свиней оглушают совершенно неправильно. Многие животные находятся в полном сознании. Они очень напуганы. Однажды, я видел, как работник, занимающийся оглушением, заснул прямо на рабочем месте. Чтобы разбудить его, я вылил на него ведро крови. Если бы он разозлился, то я бы сказал: "Извини, давай я это смою". И направил бы на него струю воды их брансбойта.
      Случается, что работник, занимающийся оглушением, подшучивает над работником, надевающим на свиней цепи. Он специально неправильно оглушает животных, чтобы последнему было трудно одеть цепь. Свинья может ударить этого человека копытом, и он может упасть".
      "Это опасно для вас? Что вы делаете в таких случаях", спросила я.
      "Если ко мне попадает такая "бешенная" свинья, то я хватаю ее за ухо и бью ножом прямо в глаз. Нож длинный и его лезвие проникает прямо в мозг животного". Он достал с полки нож и показал, как закалывают свиней. Мне стало не по себе, глядя на то, как этот парень рассекал ножом воздух всего в нескольких сантиметрах от моего лица.
      Наконец, он сел в кресло.
      "Я не хвастаюсь, но я действительно отлично выполняю свою работу. Иногда мой внутренний голос говорит мне, чтобы я был осторожен. На собственном опыте я знаю, что если меня ранят, то это будет очень серьезно.
      Около года назад я ранил себя ножом в лоб. Тогда я занес нож над свиньей, она толкнула меня, и я рассек себе лоб".
      Мы начали обсуждать, как эта работа повлияла на него.
      "Работа оказывала на меня угнетающее действие. У меня часто было плохое настроение, я был зол. И все это отражалось на животных, на моей жене, которую я едва не потерял и на мне самом – я начал сильно пить.
      Мне казалось, что я схожу сума. После работы я всегда заходил в бар и выпивал 5-6 кружек пива. Затем шел домой, садился в кресло и сидел так, смотря в одну точку несколько часов. Моя жена думала, что я веду себя так из-за нее. Я хотел рассказать ей всю правду, подобрать нужные слова, чтобы она все поняла, но так и не смог.
      Меня раздражало все. Какая-то мелочь легко могла вывести меня из себя.
      Однажды у меня поломалась машина. Поломка была незначительной, но я так разозлился, что выскочил из машины и начал кричать и ругаться. Бил по машине ногами. Казалось, что я сошел с ума".
      "А где сейчас ваша жена?", спросила я.
      "Поехала в Лавлэди, штат Техас. Мне не нравится, что она поехала одна, но у нее есть ружье. Она поехала узнать, нет ли там для нас подходящей работы. На бойне я проработал 11 лет. Больше нет сил".
      Тайс пошел еще за одной банкой пива.
      "Говорят, что, чувствуя запах крови, человек становится агрессивным", сказал он, вернувшись в комнату. "И это действительно так. Возникает ощущение, что если свинья вдруг ударит тебя ты убьешь ее, но недостаточно ее просто убить. Нужно, чтобы она страдала, чувствовала боль. И ты уже не думаешь даже о человеческих страданиях, о человеческой боли. Раньше я был очень чувствительный к проблемам других людей – с сочувствием выслушивал их, старался вникнуть, помочь. Но, поработав некоторое время на бойне, я стал бесчувственным.
       Однажды меня ранила свинья, а потом еще, а затем еще и накричал начальник. Я крикнул ему: "Эй, ты! Иди сюда!". Если бы он подошел, то я бы перерезал ему горло. Тогда я легко смог бы сделать это, не думая, что лишаю человека жизни. Просто хотелось дать своему гневу выйти наружу.
      Тайс крепко сжал бутылку пива и смотрел в одну точку. Он был бледен. Его сигарета тлела в пепельнице.
      "Ты не просто убиваешь свинью, а стараешься причинить ей как можно больше боли. Она смотрит на тебя, а ты выкалываешь ей ножом глаз. Она кричит.
       Однажды я отрезал свинье кончик носа, как кусок колбасы. На некоторое время она как будто сошла с ума. А затем села на пол и глупо смотрела перед собой. Я зачерпнул ладонью соляной раствор и брызнул этой свинье на нос. И тогда она действительно взбесилась. Я надел перчатки и засунул щепотку соли ей в зад. Бедная свинья не знала, что ей делать.
      Тут не чем гордиться. Вот так я выпустил свой гнев.
      Был еще один случай. Одна свинья, хотя она и не делала ничего, что могло бы вызвать раздражение, она даже не пыталась убежать, она просто была жива. Так вот, я взял железную палку и начал бить эту свинью, пока не забил ее до смерти. Я раздробил ей череп. Я начал бить ее, но не смог остановиться. А когда, наконец, я закончил, выпустив всю свою ярость и раздражение, то подумал: "Разве я сделал это во имя Господа?"
      И я не единственный, кто мог так поступить. Один парень, с которым я работал, загонял живых свиней прямо в кипящий котел.
      Все работники избивали животных железными палками. И все знали об этом".
      "И даже начальство?", спросила я.
      "Да. Но, когда приезжали проверяющие, со свиньями обращались очень хорошо. Все процедуры выполнялись по правилам, когда они уезжали, все начиналось с начала.
      Мой начальник как то сказал мне перед приездом проверяющих: "Донни, сделай мне одолжение, не выкалывай сегодня свиньям глаза. Я не хочу, чтобы меня уволили".
      Люди шли работать к Морреллу ожидая хороших условий труда. А увольнялись оттуда, став алкоголиками. Они спивались из-за невыносимых условий их работы. Или же у них развивалось садистское отношение к живым существам. Для них эта работа становилась развлечением".
      "Развлечением?".
      "Да. Развивалось какое-то странное чувство юмора. Например, один мой знакомый на прошлой неделе поспорил на 5 долларов, что выпьет стакан крови. И выпил".
      "Это отвратительно", сказала я.
      "А я мог высасывать зрачки", признался Ван Винкл.
      "Сначала вы рассказываете про парня, который выпил стакан крови, а сами высасываете зрачки?!".
      Мы оба рассмеялись.
      "Почему вы решили рассказать мне об этом?", спросила я.
      "Не знаю. Как говорится, если ты не часть решения, то ты часть проблемы".
      Я выключила диктофон и собралась уходить. Я не испытывала чувство ненависти к Донни Тайсу. Но я ненавидела то, что он делал. Я даже боялась оставаться с ним наедине. А он сам, как мне показалось, поговорив со мной, облегчил свою душу.

      Следующим вечером я снова встретилась с Донни Тайсом и мы поехали к Алеку Вэинтайту. Вэинтайт, Тайс и я отправились на кухню, чтобы поговорить.
      Не смотря на юный возраст, Вэинтайт уже два года работал на бойне, одевая на животных цепи.
      Вэинтайт рассказал мне о том же, о чем и Тайс.
      "Иногда когда конвейер останавливался, было немного времени, чтобы оглушить брыкающуюся свинью.
      Мы могли загнать свинья прямо в кипящий котел, а потом сказать начальству, что она сама туда прыгнула".
      Вэинтайт сообщил мне кое-что новое, то о чем не упомянул Тайс.
      Но если Тайс рассказывал со стыдом и болью, то Вэинтайт говорил как-то весело.
      "Почему вы это делали?", спросила я.
      "Да просто так. Свиней могли избить просто ради развлечения. Я тоже делал это".
      "Итак, на свиней надевали цепи, когда они были в сознании, или же их били палками, оглушали, а уже потом надевали цепи?", спросила я.
      "Как вам сказать. Всякое бывало. Могли ранить свинью. Она начинала бегать вокруг, истекая кровью. Обессилив, свинья падала и была тихой и спокойной, и тогда можно было надевать цепи", сказал Тайс. Майк Хантсингер познакомил меня с мясником Клэйем Калкиным. Это был тихий, скромный человек. Его жена работала в местной школе. Калкин подтвердил то, что рассказывали другие. Он предложил познакомить меня с "Красным" Мартином, ветераном бойни Моррелла. Я уже слышала об этом человеке и хотела поговорить с ним.
      Я поехала к нему. Меня встретил крупный мускулистый мужчина, его руки были все в татуировках. Он работал у Моррелла уже 10 лет. За эти годы он перепробовал множество профессий. Два года он работал мясником.
      "Теперь я расплачиваюсь за каждую минуту, проведенную там. Артрит, алкоголизм", сказал он.
      "Меня предупредили, что вы, "Красный" Мартин – опасный человек", я выдавила улыбку.
      "Я не был популярен у Моррелла. Меня увольняли 5 раз. Так, что я не боюсь говорить правду".
      Мартин повторил то же, что и другие о живых свиньях на конвейере. О том, как калечат животных он рассказал более подробно.
      "Если свинья не могла идти, то ее толкали трактором, а затем поднимали наверх при помощи ковша. Животное могло упасть, поломать ноги, так что больше вообще не могло ходить.
      Свиньи очень упрямые. Чтобы заставить их двигаться, их били по голове".
      Затем он рассказал о том, в каком состоянии животных привозили на бойню.
      "Погонщики могли гнать свиней прямо по тем животным, которые не могли встать из-за своих ран. Трупы долго не убирали. Если это была пятница, то за выходные трупы разлагались, и от них шел ужасный запах. Когда человек попадал в такое помещение, то голова начинала болеть, как с похмелья". Он засмеялся.
      "А зимой многие свиньи примерзали к стенкам грузовика. Животных буквально отрывали оттуда, а куски их плоти оставались на стенках. В животных едва теплилась жизнь. Но, не смотря на это, их бросали на кучу трупов во дворе. Рано или поздно они умирали". Мне говорили, что время от времени к Морреллу приходила независимый консультант, проверяющая бойни. Я знала ее. "Скажите. Вы когда-нибудь работали в день, когда консультант приходила проверять бойню?", спросила я. "Она сказала, что приходила инкогнито, и все было в порядке. Никакого насилия".
      "Инкогнито? Глупости. Нас предупреждали за два дня, чтобы мы убрали там и тут и чтобы все было в порядке"
      Тоби Гленн 10 лет работал упаковщиком мяса. Он был представителем профсоюза. Я попросила его, чтобы он рассказал о транспортировке свиней. "Летом их перевозили в переполненных грузовиках. Многие животные умирали от жары.
      А зимой после такого перегона 10 из 15 свиней замерзали до смерти. Бывало, я шел на работу в ночную смену, а на улице лежали замерзшие трупы свиней, сваленные в кучу. А в 5 утра, когда я шел с работы, эта куча все еще была на месте. Очень часто там были и живые свиньи".
      "Вместе с замерзшими?", спросила я.
      "Да. Можно было видеть, как они крутили головами, смотря по сторонам. Их тела были кроваво красного цвета".
      "Живых свиней закапывали в землю вместе с мертвыми?"
      "Да. Иногда кто-нибудь мог проявить сочувствие и помочь свинье умереть, ударив ее по голове палкой или молотком".
      Джордж Бломквист работал на бойне более 4 лет на разных работах. В течение нескольких месяцев он занимался свиньями, умершими в дороге.
      "Каждый день во дворе накапливалась куча трупов свиней. С каждого грузовика набиралось 15-20 трупов".
      "Что вы делали с ними?"
      "Когда свиньи выходили из грузовика, большинство из них были как ледышки. Иногда приходилось выливать на них горячую воду, чтобы отделить примерзших свиней друг от друга. Трупы сваливали в кучу".
      "Вы когда-нибудь видели живых свиней, брошенных в кучу вместе с мертвыми?", спросила я.
      Этот вопрос не был приятен Бломквисту. Прежде, чем ответить, он на какое-то время задумался.
      "Ну, когда их бросали в эту кучу, то они должны были быть мертвыми. Я так считаю. Однажды, из горы трупов я достал двух живых, но очень сильно замерших свиней. Они находились там около 3-х часов".
      "Как вы определили, что они живые?"
      "Они поднимали головы и смотрели по сторонам. Казалось, что они хотели сказать: "Помогите".
      "Но они были замершие?"
      "Да, как ледышки. Они ели дышали. Было ясно, что они скоро умрут. Каким-то образом им удалось выбраться из-под мертвых тел и высунуть головы. Они смотрели на меня, и в их взгляде читалась мольба, чтобы я вытащил их из этого ада. И я помогал им. Я не имел права делать это, но я делал. Я не мог видеть их страдания.
      Знаете, если бы я лежал в этой куче, замерший до полусмерти, то если бы меня вытащили бы оттуда, то лучше бы убили. Эти животные не должны так страдать".
      "И что же вы делали?"
      "Я брал топор и убивал их. Бил по голове. Один удар и все.
      Я рассказал моему начальнику о том, что свиньи полуживые и что мне приходится убивать их, чтобы они не страдали. Он ответил лишь: "Хорошо". Что же случилось с людьми?" Я не могла представить себе, как год за годом эти люди работали здесь, мучая животных и подвергая самих себя смертельной опасности. Да, им нужна была работа, и я понимала это. Но я не понимала, почему они мирились с такими условиями. Разве не для того существует профсоюз, чтобы решать такие проблемы?
      Я спросила об этом представителя профсоюза Майкла Хантсингера.
      "За последние 5 лет мы обращались к начальству с просьбой решить проблему неоглушенных свиней 35 или 40 раз", сказал он и дал мне список менеджеров, к которым они обращались.
      Не добившись никакого результата, Хантсингер связался с Департаментом Труда штата Айова, сообщив об опасных условиях работы на бойне. Департамент направил туда проверяющего, но тот ничего не предпринял.
      "Это же люди и они нуждаются в помощи!", писал президент местного профсоюза "Не гуманно содержать людей, и животных тоже, в таких условиях. Нам нужна помощь".
      Я спросила Майка, почему профсоюз не обратился в СХДА. Он ответил, что они не были уверены в том, что СХДА поможет.
      Не зная, что еще делать, Хантсингер обратился в местный приют для животных. они направили жалобу Хантсингера в Сельскохозяйственный департамент Айовы, который переслал ее в СХДА. СХДА направил своего представителя, ветеринара доктора Даниеля Т. Леонарда к Морреллу. Он сообщил: "Я проследил процедуру убоя и не нашел ничего противозаконного. Я продолжу свои наблюдения. Если я увижу какие-либо правонарушения, то будут предприняты незамедлительные меры. Но я не думаю, что они понадобятся".

      Согласно данным СХДА, каждый год в США 1-3 тысячи прогулочных и скаковых лошадей заканчивают свои жизни на бойне. В США процент продажи конины очень мал и ее экспортируют в Европу по 15$ за фунт.
      Большинство лошадей, попадающих на бойни США, молодые, здоровые животные, чьи хозяева просто хотят избавиться от них. Во время визита на аукцион лошадей, конечно можно увидеть покалеченных, больных и старых лошадей, чьи хозяева не заботились о них. Эти животные приносили своим хозяевам лишь финансовые убытки. Их просто выставляли на аукцион, где "убийцы" - представители боен покупали их по 55 центов за фунт. Вместо того, чтобы понести наказание за небрежное отношение к своим питомцам, их хозяевам получают финансовую прибыль.
      Около года, по выходным я исследовала условия содержания лошадей на аукционах. Я предоставила властям фотографии, отображающие условия содержания этих животных, их сломанные кости, болезни, инфекции, голод.
      На такой аукцион должен был приехать прокурор и сам лично убедиться в нарушениях. Я покинула Сиоукс Сити и тоже отправилась туда.
      В кабинете шерифа нам сообщили, где находится аукцион. Мы отправились туда за день до начала аукциона, арестовали несколько работников, конфисковали лошадей и сообщили об этом прессе, чтобы привлечь общественное внимание.
      Это стало настоящей победой. Хотя, в каждом штате отношение к животным с неоправданной жестокостью считается преступлением, на собственном опыте я поняла, что заставить власти предпринять какие-либо меры очень трудно.
      Негуманные действия по отношению к животным предпринимаются по тому, что против этого нет закона. Каждый год расчленяют живьем четверть биллиона цыплят мужского пола. Миллионы свиней и телят проводят свои не долгие жизни в клетках, тесных до такой степени, что они не имеют возможности даже пошевелиться. Эти и другие животные подвергаются жестокости, и это называется нормами сельскохозяйственной практики. Сейчас перед нами стоял вопрос: следует ли нам пытаться начинать судебное разбирательство против Каплана и Моррелла или же нам следует прекратить насилие и улучшить условия на бойнях США?
       Что же нам следует делать, чтобы выиграть судебный процесс в таких городах, как Бартоу, Флорида или Сиоукс Сити, Айова? Во-первых, убедить прокурора возбудить дело будет очень сложно, с тех пор как СХДА внедрил на бойнях закон о Гуманном Убое.
      Если даже прокурор возбудит дело, то вполне возможно, что он получит взятку и оправдает виновных. Такое, ведь, случалось и раньше.
      И еще, основные "улики" уже были убиты, расчленены, упакованы и отправлены на продажу по всей стране. Если представители закона придут с проверкой к Морреллу или Каплану, то все доказательства будут уничтожены.
      Но, если даже нам удастся обнаружить улики, то, как далеко это зайдет? Вторая бойня Моррелла, которая находится в Сиоукс Фоллз, Южная Дакота, понесла небольшие штрафные санкции за несоблюдение условий безопасности рабочих. Всего 1500$ - таков штраф за издевательство над животными в Айове. Когда я брала интервью у работников Моррелла, я узнала о проявлениях жестокости и на другой бойне Моррелла, которая находилась в 90 милях от первой бойни, в Южной Дакоте. Из другого источника я узнала о лошадиной бойне в Мидвест, где над лошадьми издевались, оглушали неправильно и жестоко лишали жизни. Я получила жалобу от шофера, перевозившего свиней из Вирджинии, среди множества обвинений, перечисленных им, он сообщил о том, что живым свиньям отрубают ноги.
      "Вчера я видел, как свинье отрубили две ноги. Их бросили в грязь прямо на дороге. Я вижу подобное уже не первый раз".
      Каждый раз, когда я звонила Тимоти Уолкеру, чтобы рассказать о том, что я узнала, о том, что можно было присовокупить к обвинениям против СХДА, он обычно отвечал так: "Я же говорил вам, Гейл, что когда я жаловался своему начальству о том, что происходит на бойне Каплана, то мне говорили, что подобные проблемы существуют по всей стране".
      Мне казалось, что единственный способ внести изменения на бойнях, было сообщить общественности о той роли, которую сыграл СХДА, в том, что на бойнях с животными безнаказанно обращаются с неоправданной жестокостью.
      Теперь для меня первым делом было документально подтвердить жестокость на бойнях, а затем об этом можно рассказать по телевидению, радио и в газетах, чтобы разоблачить СХДА и заставить Конгресс предпринять соответствующие действия.
      Я не могла уехать из Сиуокс Сити, ничего не сделав для животных, которые скоро должны прибыть сюда. Если я сразу поеду к менеджерам Моррелла или обращусь к прессе, мое расследование станет достоянием общественности раньше времени, а мои информаторы будут подвергнуты риску. Вместо этого я позвонила независимому консультанту Моррелла – эксперту по убою. Я должна была убедиться, знает ли он, что действительно происходит на бойне. Она согласилась рассказать о Моррелле. Я надеялась, что, посоветовавшись со своим консультантом, руководство бойни предпримет какие-то меры, чтобы предотвратить утечку информации на предприятии.
      И действительно они начали действовать. Мне позвонил Клей Калкин, один из мясников Моррелла, у которого я раньше брала интервью. Он сказал, что начальство заставило их подписать закон о Гуманном убое. Но это было сделано для отвода глаз. Сила тока для оглушения животных была снижена еще больше.
      "Сегодня одна свинья, пытаясь убежать, попала в кипящий котел. Свиньи находятся в столь тесном загоне, что они не могут даже пошевелиться. Погонщики бьют синей. Однажды, когда одну неоглушенную свинью, поднимали на цепи вверх, она дернулась, цепь рванула и вырвала кусок мяса из ее ноги". Я всегда была физически здорова, но в последнее время у меня было ощущение, что у меня в горле ком, который я не могу проглотить. Мне было трудно дышать. У меня была бессонница. Но все же я работала, не покладая рук, прослушивала кассету за кассетой и конспектируя услышанное.
      Обследовав меня, врач записал в мою историю болезни: "Эта взрослая белая женщина имеет периодические трудности с дыханием. Ей не хватает воздуха. Ей кажется, что у нее ком в горле. У пациентки наблюдается сильное переутомление и депрессия, связанные с характером ее работы".
      Я выпила барий (специальный коктейль из мела) и мне сделали рентген. Узнав результаты, врач сказал, что мне нужно пройти еще один тест. Мне в горло вставили миниатюрную видеокамеру. Эндоскоп ничего не показал. Врач поставил диагноз – стресс.
      После колледжа я работала натуралистом – писала о природе. В течение 5 лет я посылала свои работы специалистам в области защиты животных. Только после моей статьи в "Нью-Йорк Таймс" о гуманном отношении к животным, я получила работу в крупнейшей национальной организации по защите животных в Вашингтоне.
      Сначала я работала редактором, была ответственной за статьи, буклеты и материалы, в которых описывались жестокие действия по отношению к животным. Чем больше я читала эти материалы, тем больше я узнавала о том, что действительно происходит в мире, тем больше я находила в себе сил для борьбы с этим. Через несколько лет я стала исследователем и сейчас я выполняю работу, которая мне нравится – разоблачаю преступления, совершенные против животных. Хотя, я и планировала проводить дальнейшие исследования, я чувствовала, что пришло время связаться с продюсером программы "60 минут". Я знала, что будет полезно рассказать эту историю до того, как я поеду на новую бойню.
      "Впервые массовому зрителю будет рассказано о том, что в действительности происходило на федеральных бойнях Америки", писала я. "И если у СХДА есть свой собственный путь, то пусть это будет их последний путь", сказала я, объясняя, почему Тимоти Уолкер был уволен их СХДА после того, как рассказал о том, что творилось на бойне Каплана.
      Но продюсер был занят другими проектами, и не выразил особого интереса к моей истории. Я обещала держать его в курсе и вернулась к своему расследованию.

ГЛАВА 10
Уродцы, погонщики и "слишком мертвые" коровы.

Дорогая Мисс Айшнитц,
Ссылаясь На Закон О Свободе Слова, сообщаем, что компания Джона Моррелла в Сиоукс Фоллз, Южная Дакота, ни коим образом не нарушала Федеральный Закон о Гуманном Убое. Искренне Ваш,
Представитель СХДА.

      Итак, я уже провела расследование по поводу жестокого отношения к животным на бойне Моррелла в Сиуокс Сити, штат Айова. Вторая бойня Джона Моррелла находилась в Сиоукс Фоллз, Южная Дакота. На этой бойне существует три направления работы: убой крупного рогатого скота, свиней и овец в трех отдельных помещениях. Не смотря на то, что это самая большая бойня в стране, в СХДА не было ни одного доказательства, что там не правильно оглушали коров; не было ни одного упоминания, что овец и свиней избивали железными палками; ни намека на то, что покалеченных животных привязывали и тащили на веревках. В Южной Дакоте, где температура воздуха часто опускается до -80°F, в отчетах СХДА не упоминается ни об одном животном, замерзшем на смерть. Сиоукс Фоллз находится на юго-востоке Южной Дакоты, это царство казино и ресторанов быстрой еды.
      Бойня Моррелла в этом городе располагалась на холме. Это было ветхое кирпичное здание. Из трубы на крыше день и ночь валил дым. Через дорогу от бойни находился скотопригонный двор. От сюда животных перегоняли через так называемые Ворота Смерти – подземный туннель, ведущий прямо на бойню. Из подвала их перегоняли на первый этаж, производили убой, разделывали туши, а затем упаковывали мясо.
      Приехав в город, я сразу направилась во Дворец Труда – городской зал собраний. В этом здании располагался офис "United Food and Commercial Workers Union", организации, представляющей интересы работников Моррелла.
      Я села на диван в коридоре Дворца. Я разговорилась с мужчиной, который сидел возле меня, и рассказала о том, за чем я сюда пришла. Я думала, что его реакцией на мой рассказ будет равнодушие или подозрение, но он пригласил меня в конференц-зал. К нам присоединилось еще несколько человек.
      5 мужчин и 3 женщины, как я поняла работники бойни №8. эти люди отличались от работников бойни Моррелла в Айове. Это были люди, которые проработали на бойне всю свою сознательную жизнь. Впервые они рассказали о своей работе незнакомому человеку.
      Мы сидели за круглым столом и пили кофе. Некоторые курили. Баки Вайт, симпатичный худощавый мужчина, как мне показалось, был лидером в этой группе. На нем были ковбойские сапоги, его волосы были зачесаны назад, а в руках он держал сигарету. Он напоминал человека из телевизионной рекламы сигарет "Marlboro". Я спросила, как долго он работает у Моррелла.
      "27 лет. Из них 21 год я занимался перегоном и убоем скота".
      "У вас когда-нибудь были проблемы с неправильно оглушенными коровами?"
      Вайт и другие рассмеялись.
      "На конвейере было много живых коров", сказал Вайт " Некоторые пытались убежать".
      "Впервые, когда я это увидел", сказал Ларри, мясник "то подумал, о том, что же здесь происходит! Ребята бегают за этой чертовой коровой, крича и ругаясь".
      Все засмеялись.
      Марджи Вайт, жена Баки, сказала: "Однажды убежала свинья и попала в помещение, где убивают коров. Ее пытались поймать при помощи лассо".
      "Как часто приходилось убивать животных, находившихся в сознании?", спросила я.
      "Вот, смотрите", сказал Вайт " Из 1228 коров, которых я сегодня убил, всего несколько были в сознании. Каждый день мне приходится убивать, коров находящихся в сознании".
      "Этот вопрос, конечно, звучит глупо, но я все же задам его. Как вы определяете, что животное в сознании?", спросила я.
      "Да, очень просто. Животные смотрят по сторонам, моргают. Если они видят, что ты хочешь их ударить, то стараются увернуться".
      Ларри засмеялся. "Поэтому ему так много платят. Трудно попасть в движущуюся мишень".
      Марджи тоже засмеялась. "Ему платят совсем не много".
      "Они поворачивают головы и смотрят прямо тебе в глаза", сказал Род Овен, еще один работник бойни.
      "Месяц назад Баки ударила корова. Он получил удар по губам", сказала Марджи.
      Баки Вайт указал на свою губу. "Прямо сюда. Она выбила мне зуб. А затем я получил удар в ухо".
      "2 недели назад его ударили прямо в глаз"", сказала Марджи.
      "Сколько травм вы получили в прошлом месяце?", спросила я.
      "В глаз, в рот..."
      "В руку", добавила Марджи. "А вчера в другую руку. Она вся в синяках. А твой большой палец? Когда это произошло?"
      "Кому вы жаловались?", спросила я.
      Марджи горько улыбнулась.
      "Бригадиру", сказал Вайт.
      "И что он сделал?"
      "Ничего. Совершенно ничего".
      "Сколько раз вы жаловались?"
      "Ежедневно. Слишком много неоглушенных коров на конвейере".
      Я спросила Вайта, в чем же проблема с оглушением. Он объяснил, что для специального ружья, которым оглушают животных, есть две насадки. Главный инженер завода настоял на том, чтобы использовать меньшую.
      "Наш начальник не разрешал оглушать животных большой насадкой потому, что коровы становились "слишком мертвые" и из них плохо стекала кровь", сказал Вайт и покачал головой. " Я оглушал коров и снимал кожу с их голов в течение 21 года, но я никогда не думал, что коровы могут быть "слишком мертвые" ".
      "Они лягаются и буквально лезут на стену", сказала Марджи.
      Я уже слышала это выражение "слишком мертвые" в Сиуокс Сити, когда речь шла о том, что нужно уменьшить силу тока. Существует такой промышленный миф, что сердце животного должно продолжать биться, для того чтобы кровь полностью стекла. Итак, если кровь остается в мясе, то это способствует росту бактерий, соответственно снижается ценность мяса. Я отправилась в национальную сельскохозяйственную библиотеку, изучила там несколько работ по убою и обнаружила, что в начале 80-х годов ученые пришли к ошибочному выводу, что если сердце животного перестает биться, то перестает стекать кровь. Однако, понятие "слишком мертвый" живо до сих пор.
      "И еще", продолжил Вайт "Каждое нажатие на курок специального ружья для убоя занимает 4-6 секунд, но из-за скорости конвейера приходится все делать быстрее. Таким образом, оглушение происходит неправильно. И еще, ружье старое, ржавое, может дать осечку".
      "Плюс ко всему удар должен прийтись в определенное место", сказала Марджи.
      Вайт показал пальцем у себя на лбу маленький круг: "Вот сюда, но часто сюда сразу не попадают. Обычно делается 4-5 попыток. И хотя работник, занимающийся оглушением, знает, куда бить, он не старается попасть туда, куда нужно".
      "Этот мясник бил их в голову", сказал он. "Он знал, куда бить, но не особо старался".
      "Он настоящий тупица", сказал Ларри. "Чтобы понять это, вы должны его увидеть".
      "Особенно если он спешит", сказал Вайт. "Как будто он делает что-то предосудительное и его сейчас поймают. Если он спешит, то оглушает коров неправильно и они попадают ко мне в сознании. Так было и сегодня, он не оглушал их вообще".
      "Как вы перегоняете коров на убой?", спросила я.
      "При помощи электрических проводов", ответил Вайт.
      "Вас когда-нибудь било током?"
      Все кивнули.
      "Однажды меня ударило в локоть", сказал Ларри. "Как это было больно! Я знаю, что некоторые погонщики засовывали эти провода свиньям в зад".
      "Такое же делали и с коровами", сказала Марджи.
      "А еще в уши".
      "И в глаза".
      "И даже в рот".
      Ларри покачал головой: "Животные сильно кричат. Даже свинья не заслуживает такого".
      "А животные когда-нибудь пытались убежать?"
      "Да, конечно", сказал Вайт.
      "Глупы не животные, человек, оглушающий их – вот кто глупец!", сказал Ларри.
      Все засмеялись.
      "И это лучший работник, не правда ли?", сказал Ларри.
      Вайт кивнул. "Так считает начальник".
      "Начальник тоже не блещет умом", сказал Ларри. "Я имел дело с этими людьми. Извините, но мне пора идти".
      После того, как он ушел, я спросила о том, как убивают свиней. Мне было интересно, здесь со свиньями обращались так же, как и на бойне Моррелла в Айове или нет.
      Пол О'Дей работал на бойне №8 шофером.
      "Здесь свиней бьют током и обращаются так же ужасно, как и там", сказал он. "Им в зад вставляют большой крюк и тащат, или же в рот, цепляя за щеку. Все это я видел собственными глазами".
      Баки Вайт рассказал, как свиней вытаскивают из грузовиков зимой:
      "Свиньи примерзают к металлическим стенкам грузовика. Им на шеи накидывают веревку и тащат, а они, ведь, живые. Им могу даже оторвать ногу".
      Жена О'Дея, Крис, высокая женщина с длинными рыжими волосами, тоже работала на убое коров. Я спросила, какую работу она выполняла.
      "Я сдирала шкуру".
      "Вы видели..."
      "Она работает в 20 футах от меня", перебил меня Вайт. Он погрозил пальцем и, кривляясь, сказал женским голосом: "Не трогай эту корову – она еще живая! Ее нужно убить!".
      "Я хотела, чтобы он избавил их от страданий", сказала она. "Я не могла слышать, как они кричат".
      Род Овен и Марджи разговаривали у окна, из которого было видно помещение, где оглушали животных. Род насчитал 6 или 7 коров, привязывали цепями, чтобы доставить на убой, а они были в полном сознании.
      "А что же СХДА?", спросила я.
      Марджи посмотрела на меня непонимающим взглядом: "Кто?"
      "Вы когда-нибудь видели кого-нибудь из СХДА?".
      Большинство присутствовавших отрицательно покачали головой.
      "Они приходили", сказал Вайт "Но они не разу не остановили конвейер из-за живых коров. Один раз я разговаривал с доктором Фаннингом. Он только спросил меня, убиваю ли я коров ударом ножа в голову или же перерезаю яремную вену".
      "Почему он спросил именно это?"
      "Не знаю".
      "Когда мы работали проверяющие не подходили к нам близко – боялись, что корова может их случайно ударить", сказал Вайт. "Часто мясники отрезали живым коровам ноги ниже колен. Коровы брыкались, но теперь уже не могли нанести человеку увечья, так как у нее уже не было копыт и радиус удара становился меньше". Крис О'Дей видела то же, что и Вайт, но рассказала мало. Когда наша встреча подошла к концу, я договорилась встретиться с ней у нее дома на уик-энд. Семья О'Дейев жила на ферме в 45 минутах езды от города.
      Я вошла в дом и Крис провела меня на кухню. Я села за стол. Она приготовила кофе. Мы начали разговор.
      "Вы давно работаете у Моррелла?", спросила я.
      "С 1983 года на бойне, а непосредственно на убое с 1989".
      "Видели ли вы живых коров после...?"
      "Конечно", перебила она меня. "Коровы поднимали головы и искали, куда можно убежать. Они крутились из стороны в сторону, когда Баки пытался ударить их. Животные буквально лезли на стены. И это уже после того, как Баки оглушил их.
      А когда коровы попадали к мяснику, то он не хотел ждать, пока их снова оглушат, и отрубал ноги живому животному. Когда это происходило, корова сходила с ума, лягая ногами во все стороны". Это уже стало привычкой. Следующие несколько дней в 3.15 я шла во Дворец Труда и общалась со своими новыми друзьями. Часто приходила семья Вайтов, Род Овен и его жена, Пэт Келли. Иногда мы выходили поговорить куда-нибудь в кафе.
       Я хотела поговорить с Кеном Бурдеттом, мясником оглушающим животных. Так как он не был членом профсоюза, то никогда не ходил во Дворец Труда. Его номера телефона не было в справочнике. Пэт Келли знал, где он живет. В субботу он привез меня к нему. Внешне Кен Бурдетт напоминал актера Джона Гудмана. Я представилась и объяснила, почему мы с Келли сюда приехали.
      Бурдетт сказал, что хотел бы, чтобы наша беседа была записана на магнитофон. Я спросила, были ли у него проблемы с оглушением коров.
      "Если увеличивали скорость конвейера, то становилось очень трудно правильно выполнять работу. Мне приходилось делать 4-5 ударов, но даже после этого некоторые животные оставались в сознании".
      Как и Баки Вайт, Бурдетт детально описал мне, как работает ружье для оглушения, сказал что "умные" заместители Моррелла заменили большую насадку на маленькую.
      "Когда вы сказали "живые коровы", что вы имели в виду – животных которые шевелились или которые брыкались?", спросила я.
      "Вы говорите о мускульной реакции? Нет, они были в сознании. Понимаете, когда они поворачивают головы и смотрят на тебя, то ясно, как день, что они живые".
      "И сколько же таких коров?"
      "25-30%".
      "Их когда-нибудь подвешивали живьем?"
      "Тысячи раз. Когда их начинают подвешивать, они начинают брыкаться. Я вам могу рассказать много ужасных историй об этом".
      "Так расскажите, пожалуйста".
      "Ну, например, корова может засунуть голову под ворота и застрять. Единственный способ вытащить ее оттуда – отрубить ей, живой, голову".
      "Вы видели это собственными глазами?"
      "Я делал это сам, собственными руками. И все это для того, чтобы конвейер не останавливался ни на минуту. Я видел, как коров били цепями, палками, досками – всем, что попадалось под руку".
      Немощных коров, получивших повреждения, называют "уродцами". Чтобы заставить двигаться такую корову вокруг ее ноги наматывают веревку, если то, на что они наматывают можно назвать ногой, и тащат в помещение для оглушения.
      Если не удается надеть веревку на ногу, то ее надевают на шею, и тогда, в итоге, корова умирает от удушения. Все происходит в спешке. Люди приходят в бешенство, если ты не выполняешь свою работу во время. Повышается уровень адреналина и тебя уже совершенно не волнует, что происходит с животными.
      Бурдетт посмотрел на свою жену, вошедшую в комнату и сказал:
      "Я приходил домой с работы в очень плохом настроении и сразу же ложился спать. Я кричал на детей. Однажды я пришел домой очень расстроенный – телочку трехлетку гнали на убой, и у нее начались роды. Теленочек вылез на половину. Я знал, что ее скоро убьют, и помог теленку появиться на свет. Как же разозлился мой босс!"
      "Ход конвейера был замедлен?", спросила я.
      "Нет. Таких телят называют "недоноски"", объяснил он "Их кровь используют в исследовании раковых заболеваний. И боссу был нужен этот теленок. Обычно, если корова беременная и видно, что теленок вот-вот родится, ей разрезают утробу и достают малыша. Мой босс так разозлился потому, что я отправил того теленка на скотный двор".
      "Вы когда-нибудь жаловались на то, как здесь обращаются с животными? Или на то, что коров убивают, когда они в сознании?", спросила я.
      "Да всем. Бригадирам, инспекторам, начальству".
      "Приходил ли на бойню ветеринар из СХДА?"
      "Ни разу. Никогда не видел его в убойный цех. Никто не хотел идти туда. Я бывший военный моряк. Вид крови и внутренностей лично меня не волнует". Вайты и О'Дей познакомили меня с другими работниками бойни №8, которые тоже хотели дать интервью.
      "Я видел много "замороженных" ", сказал человек, работающий на скотном дворе "Животных привозят из Канады. В одном грузовике обычно бывает около 6 мертвых животных".
      Другой рабочий рассказал, что чтобы заставить двигаться покалеченных свиней используют трактор. Их до полусмерти избивают палками.
      Один мясник рассказал мне, что свиньи очень ослабевают от стрессов, полученных во время "путешествия" по бойне. "Они даже не могут ходить. Если животное не может идти, то ему в зад или в рот цепляют большие крюки и тащат".
      Мне сообщили, что управляющий скотным двором часто избивал коров метлой и колол вилами. Делал все, чтобы причинить им боль.
      Также я узнала, что шоферы, во время перегона свиней от грузовика во двор в три раза увеличивали ток в проводах, которыми они погоняли животных.
      "Я видел, как живых животных привязывали, били и снимали с них шкуру. Их было так много, что я даже не помню сколько", сказал официальный представитель "United Food & Commercial Workers Union" из Сиуокс Фоллз "Видели бы вы, как смотрят по сторонам коровы перед тем, как их оглушат! Свиньи, все в крови, визжат уже после того как их оглушили неправильно. Я видел свиней, пытающихся выбраться из кипящего котла". Этот человек много лет работал у Моррелла "Издевательство над животными здесь совершенно обычное явление. Люди, проработавшие здесь по несколько лет, совершенно равнодушны к боли животных.
      Зимой свиньи примерзают к стенам и полу грузовика. Отдирая их от стен, рабочие отрезали кусочки кожи. А ведь эти свиньи живые. У Моррелла привыкли к издевательству над животными. Никто не задумывается над тем, что происходит".
      Хотя этот человек проработал у Моррелла много лет и имел опыт профсоюзой работы, только от меня он узнал, что СХДА несет ответственность за внедрение Закона Гуманного Убоя.
      "Здесь никто не знает, кто должен следить за тем, как обращаются с животными. Особенно во время убоя свиней. За час убивают 1100 свиней и здесь совершенно не контролируют издеваются ли над животными или нет. Профсоюз помогает рабочим. Но никто не считает нужным подумать о страданиях животных".

ГЛАВА 11
Путешествие На Главную Бойню Страны

      Когда я вернулась в Вашингтон, то подвела итоги проделанной мною работы на бойнях Каплана и Моррелла и отдала эти материла Майку Воллесу, продюсеру передачи "60 минут". На следующий день он позвонил мне и сказал, что очень заинтересован.
      Его очень впечатлило мое интервью, взятое по телефону у человека, который 2 года работал мясником на лошадиной бойне Мидвест. Продюсер хотел, чтобы я лично встретилась с этим человеком и узнала, согласится ли он выступить по телевидению.
      Я приехала в Чикаго. Шел сильный ливень. Я взяла на прокат машину и поехала в исправительный центр Диксона. Там меня обыскали с ног до головы, а затем провели в комнату. За мной закрылась стальная дверь. Через минуту другая дверь открылась и я попала в комнату, которая была очень хорошо освещена. Здесь около дюжины заключенных разговаривали со своими друзьями и родственниками.
      Наконец вошел Стив Перриш. Это был симпатичный афро-американец 30-ти лет. Он сел напротив меня, улыбнулся и поинтересовался как мои дела. Мы немного поговорили о жизни, а затем перешли к делу.
      Он начал работать на бойне с юных лет. Он не стал распространяться о своей жизни на чикагских улицах или о том, за что он попал тюрьму на этот раз.
      Я спросила, каких лошадей убивали на бойне, на которой он работал.
      "Бельгийцев, арабских скакунов, маленьких пони – всех. Даже краденных".
      "Краденных?", спросила я. Позже я много раз сталкивалась с жалобами от владельцев об украденных и проданных на бойню лошадях. В последнее время очень участились кражи лошадей с целью их дальнейшей перепродажи на бойни.
      "Люди, у которых есть собственные грузовики, воруют лошадей и привозят к нам для продажи. Одного такого человека я знаю довольно хорошо. Он сказал, что можно заработать неплохие деньги на воровстве лошадей. Он предложил мне ездить с ним воровать, так как у меня есть опыт работы с лошадьми. Но я отказался".
      "Где он обычно ворует?", спросила я.
      "У многих есть маленькие фермы, на которых никто не живет. Это просто место, где держат лошадей. Там содержатся прогулочные, скаковые лошади в хорошем состоянии. Часто молодые. Их воруют ночью.
      Нашему боссу нужно отправить как можно больше мяса в Бельгию. Мы ждем, когда уйдет ветеринар из СХДА, и работаем в ночную смену. За каждую лошадь, убитую ночью, мы получаем 20 долларов. За ночь мы убиваем 30-40 лошадей".
      "А что же инспектора из СХДА? Они что не замечают лишние туши лошадей?"
      "Все быстро убирают".
      "Как часто вы это делали?"
      "Раз 10".
      "Как на бойне содержали лошадей, которые не могли самостоятельно передвигаться?"
      "Если животное упало в навоз в грузовике и не может двигаться, или если лошадь больная или беременная, то ее тащили за хвост. Или брали электрошокер и били ее током. А иногда брали нож и засовывали в прямую кишку, чтобы заставить лошадь встать"
      "Такое происходит часто?"
      "Да. Это приходится делать, чтобы другие лошади не затоптали эту покалеченную и не испортили мясо. Мы надеваем на шею лошади цепь и тащим в загон. Можно связать лошади ноги и не опасаться, что она кого-то лягнет".
      "А что делают с лошадьми, которые могут ходить, но не хотят?", спросила я.
      "Животные испытывают страх, когда чувствуют скорую смерть. Если лошадь не хочет идти, если падает, то ее бьют железными палками, пинают ногами, колют ножами. И если она все еще не хочет двигаться, то, ей на шею надевают веревку и тащат. Это до смерти их пугает.
       Нет возможности тратить 15-20 минут на каждую лошадь. Главное, чтобы с лошади быстрее сняли шкуру. Мы не можем позволить, чтобы из-за одной лошади мы заработали меньше денег.
      Понимаете, на бойне важен каждый кусок мяса, каждая лошадь. Например, лошадь, которая умерла в загоне, но еще теплая, по закону должна быть расчленена и сожжена. Но мы кладем ее мясо в холодильник, ведь его можно продать".
      Я спросила о том, как долго длится процесс убоя.
      "Есть определенный способ убоя. Я видел, как в лошадь стреляли 5 раз, били в глаз, по шее. Видел, как раненые лошади убегали. Их догоняли, перерезали им горло и оставляли страдать – истекать кровью.
      Иногда, человек, который убивает лошадей, подходит с ружьем очень близко, ружье становится мокрым от крови и дает осечку. Босс ругается. Однажды я сам видел, как мой босс схватил нож и побежал перерезать лошади горло".
      "А что же проверяющий? Он когда-нибудь видел это?"
      "Да".
      "Откуда вы знаете?"
      "Мы вместе смотрели, как убивают животных"
      "А есть лошади, которые находятся в сознании уже после того как их свяжут и поднимут наверх?"
      "Да, они брыкаются. Они живые".
      "Травмировали ли они кого-нибудь из рабочих?"
      "Да, людям ломали руки. Меня ударили в пах. За это люди их избивали железными палками".
      "Если лошади брыкаются, откуда вы знаете, что это не мускульная реакция?"
      "Понимаете, они кричали и брыкались. Начинали тяжело дышать, когда я снимал кожу с головы".
      "Как много времени нужно, чтобы снять кожу с головы?", спросила я.
      "Обычно человек, который убивает лошадь и снимает кожу с ее головы, одно и то же лицо. Приходится все делать очень быстро и некогда ждать, когда стечет кровь. Лошади все в крови.
      Видите ли, эта работа очень жестокая. Ты не задумываешься о происходящем. Все о чем ты думаешь – это деньги, которые ты получаешь за работу".
      "Конечно", сказала я "Но ведь СХДА должен следить за соблюдением закона".
      "Поймите, приходится все делать очень быстро. Случалось, что ветеринар говорил, что мясо этого животного не пригодно для употребления в пищу. Его надо уничтожить. Но босс говорил, чтобы я отнес это мясо в холодильник. И хотя оно должно быть уничтожено, его все равно выставляют на продажу".
      "Но разве инспектор СХДА не ставит клеймо, что это мясо пригодно в пищу?"
      "Ставит. Он может поставить его и когда сан. врач уйдет".
      "Ваш босс имел доступ к клейму СХДА?"
      "Конечно, имел. Он имел доступ ко всему, что было на заводе. Например, если ты хороший работник, то босс относится у тебе хорошо, он тебе доверяет. Ты убиваешь больную лошадь, снимаешь с нее шкуру, расчленяешь, продаешь ее мясо. Мы продавали неклейменую конину в рестораны, люди покупали это мясо домой. Мы выдавали его за говядину".
      "Вы сами делали это или видели, как это делают другие?"
      "Слышал об этом, видел это, делал это сам. У моего приятеля были ключи от бойни. Он воровал конину и продавал ее в городе, выдавая за говядину".
      "Люди не знали, где он работает? Не казалось ли им странным, что…"
      "Нет", перебил меня он "Он продавал мясо дешево и люди просто не хотели ничего знать. Большинство не понимает разницы между кониной и говядиной".
      "Проверяющий из СХДА когда-нибудь останавливал конвейер?"
      "Если лошади пачкали друг друга экскрементами, то конвейер ненадолго останавливали".
      "Не из-за того, что там были живые животные?"
      "Нет. Мы все пили спиртное на работе. Люди из СХДА пили вместе с нами. Нам было не до лошадей".
      Время посещения истекло.
      "Можно я приду к вам завтра?", спросила я.
      "Да".
      На следующий день, когда я вошла в тюремную комнату ожидания, ко мне подошла женщина и представилась, как БетЭнн.
      "Стив рассказал мне о вас. Вы приехали аж из Вашингтона, чтобы поговорить с ним?"
      Я начала объяснять, зачем я здесь, но она, казалось, не слушала меня.
      "Женщины всегда пытаются подобраться поближе к Стиву, но очень скоро понимают, что со мной лучше не связываться", предупредила она меня с улыбкой.
      Охранник привел Пэрриша. Он пожал мне руку, позволил БетЭнн поцеловать себя в щеку. Мы сели. БетЭнн суетилась, спрашивала, как с ним тут обращаются охранники и сокамерники, есть ли надежда на досрочное освобождение.
      Я не хотела начинать разговор в присутствии БетЭнн. Но я не могла просто попросить ее уйти. Я спросила, не хочет ли Пэрриш, чтобы ему принесли что-нибудь из столовой.
      "Хорошая идея", сказала БетЭнн и пошла в столовую. Мы отправились за ней.
      БетЭнн заказала 2 гамбургера, картошку фри, пирожок и Колу. Стив картошку и Колу. Я заказала кофе.
      Когда БетЭнн поела, Стив улыбнулся ей и сказал: "Нам с Гейл нужно поговорить. Увидимся в следующий раз".
      Она поцеловала его в щеку и ушла.
      "Она стала приходить ко мне, когда я попал сюда. Я не знаю ее хорошо, но она постоянно навещает меня. Мы понимаем друг друга. Нам будет хорошо вместе. Думаю, я выйду отсюда через месяц. Я могу приехать в Вашингтон".
      "Вы и БетЭнн?", спросила я.
      Он рассмеялся. "Нет, только я".
      Я спросила о другой бойне, на которой он работал.
      "Там убивали коз, ягнят, коров и очень много свиней".
      "Как там оглушали свиней?"
      "Использовали электрошокер. Нужно было ударить свинью током в ухо. Но их били везде, вот в чем проблема. Или же держали электрошокер так долго за ухом, пока кожа не начинала дымиться. Часто со свиньями обращались очень жестоко. Их оглушали неправильно и отправляли на конвейер живыми. Свиньи брыкались. Их резали и бросали в кипящий котел. Кровь не стекала. Животные были еще живы, попадая в кипяток".
      "Лично вы видели живых животных в кипящем котле?", спросила я.
      "Много раз. Однажды я видел, как свинья выскочила из котла, ее шкура дымилась. Она бегала вокруг и громко кричала. Такое происходит на многих бойнях. Еще кофе?"
      "Нет, спасибо. А что же проверяющий?"
      "Босс давал ему мясо бесплатно, что-то вроде взятки. Иногда деньги. Проверяющий закрывал глаза на эти ужасы. Бывало, ветеринарный врач разрешал отправлять на продажу испорченное мясо, которое должно было быть уничтожено. Это мясо продавали в китайские рестораны.
      И еще. Мы били новорожденных телят железными палками по голове".
      "А что, специальное ружье для оглушения не работало?"
      "Работало. Но ведь так быстрее. Их черепа еще мягкие. Их били по голове, затем отправляли на конвейер. Однажды ружье поломалось, тогда коровам просто перерезали горло. А чтобы заставить их двигаться им ломали хвосты и сильно избивали.
      Я сам выкручивал коровам хвосты, так что ломались хрящи. Еще им ломали ноги. И…"
      Он не закончил, быстро попрощался и ушел.

      Я впервые увидела, как убивают лошадей.
      Владелец бойни, добродушный человек, встретил меня хорошо. Мы разговаривали с ним в течение часа. Затем он попросил своего работника, чтобы он показал мне бойню.
      После этого я спросила, могу ли я прийти снова, чтобы сфотографировать, как они убивают животных. К моему удивлению они, улыбаясь, согласились.
      На следующее утро в 6 часов я пришла туда с видеокамерой. Все работники были на перерыве. Одна лошадь была подвешена, другая, разодранная на куски, лежала на полу. Рядом валялись подковы, на каждой 10 дюймов отрубленной ноги. Я начала снимать, боясь, что работники могут вернуть с перерыва и остановить меня или даже отнять камеру. Но, когда они вернулись, то разрешили мне снимать. Убой снова начался. Я запечатлела, как холеные лошади с большой неохотой брели на место, где их должны убить. На первых фотографиях их шкуры блестели, их гривы были ухоженные. На следующих – окровавленные шкуры, содранные с живых животных. Я фотографировала жеребят, столпившихся в помещении для убоя, сначала пугливых, затем паникующих, а потом их безжизненные тела.
      Майкл Воллес сказал мне, что исполнительный продюсер программы "60 минут" отклонил идею создания передачи на основе моей истории, так как, по его мнению, она была сильно преувеличена. Но, не смотря на неодобрение исполнительного продюсера, Майкл Воллес был уверен, что тема жестокого отношения к животным требует немедленного привлечения общественности, и он обещал помочь мне. Он был уверен, что исполнительный продюсер поймет пользу такой передачи.
      Я вернулась обратно в Вашингтон, чтобы познакомить начальника Воллеса с фактической документацией. Этот продюсер – имел всемирную известность за свои сенсационные материалы. Пообщавшись, мы договорились встретиться в Сиуокс Фоллз через несколько недель. Мы хотели снять на видеокамеру, как убивают коров, которые находятся в сознании на бойне Моррелла.
      Следующие несколько недель продюсер заказывал гостиничные номера для участников передачи, подготавливал студию, заказал авиабилет для Майка Воллеса. Он заказал чартерный самолет в Омаху, штат Небраска, для работников Моррелла. Там , в Омахе, Майк Хантсингер, Эд Ван Винкл, Томми Владек, Клей Калкин, Донни Тайс и "Красный" Мартин должны были собраться для записи передачи.
      Когда я прибыла во Флориду, Кеннет Сандборн, лучший в СХДА специалист по тестированию крови на бруцеллез, подтвердил жалобы Тимоти Уолкера. Он показал мне документ, подписанный региональным директором СХДА, доктором Л.Д.Конья, тем самым бюрократом, который уволил Уолкера. Этот документ назывался "Политика ответов на вопросы". Там рассказывалось, что не следует разговаривать с частными лицами, представляющими департамент. И если к вам обратился такой человек, то следует немедленно связаться с инспектором. В этом документе давалось понять, что таким человеком была я. И что после того, как коллега Уолкера, Ронни Уотсон поговорил со мной, его следовало бы немедленно уволить.
      Не смотря на сильное желание защитить Уолкера, никто из его коллег не захотел поставить свои подписи в поддержку Уолкера.
      Я послала Гертруде Шнайдер показания ее "мальчиков" и она прислала мне эти документы обратно с подписями и заверенные нотариально Анной Педроса. Гектор, брат Анны, так же прислал свои письменные показания. Билли Корбет, проверяющий на бойне Каплана, согласился дать интервью перед камерой, а мясник Альберт Кабрера сказал, что я могу свободно использовать его интервью, записанное на магнитную ленту.
      Я летела в самолете в Сиуокс Фоллз и испытывала чувство глубокого морального удовлетворения. Я вдруг поняла, что вскоре я не буду одна, как раньше бороться против страданий миллионов сельскохозяйственных животных. И если даже, самолет, в котором я сейчас летела, попал бы в авиакатастрофу, то у продюсера Майка Воллеса была вся документация, и он мог бы рассказать обо всем людям.
      Самолет благополучно приземлился в Сиуокс Фоллз и через час продюсер и я встретились в местном отеле. Я познакомила его с человеком по имени Полсен, работника местной бойни. Полсен согласился пронести скрытую видеокамеру на бойню, он считал, что все пройдет незамечено. В течение нескольких следующих дней он приходил на бойню и обсуждал с работниками то, что там происходило. Все записывалось.
      В первый раз Полсену удалось снять лишь немного. Он почувствовал, что на него смотрят с подозрением, так как в этот день у него не было никакой работы в убойном цеху. И он ушел.
      На следующий день Полсен снова отправился туда. Я и продюсер с нетерпением ждали его во Дворце труда. Там, во время разговора с представителем профсоюза, продюсер узнал, что профсоюз был в конфронтации с начальством бойни. Он начал нервничать.
      В тот день Полсен записывал в течение часа. Он несколько раз зафиксировал, как коровы были оглушены неправильно. Но наш продюсер вдруг сказал, что то, что мы делаем – противозаконно. Он отменил все приготовления к передаче: интервью, чартерный рейс, приезд Майка Воллеса. Я чуть не расплакалась. Он уехал домой.
      Баки Вайт пришел во Дворец труда. Он сделал себе кофе и сел рядом со мной.
      "Не знаю, как у вас, а у меня было хорошее время. Целых два дня не было ни одной коровы, которая была бы в сознании", сказал он.
      "Почему?"
      "Увеличили уровень давления воздуха в ружье для оглушения", сказал он.
      Пришла Крис О’Дей.
      "Тихий сегодня день, не так ли?"
      "Почему подняли давление в ружье?", спросила я.
      Крис рассеялась: "Полсен все время крутился там. Начальник сказал, что Полсен делает какой-то репортаж, поэтому и подняли давление"
      Я позвонила продюсеру в гостиницу, но он уже улетел на самолете. Тогда я позвонила его помощнику в Манхеттен.
      "Я по поводу истории в Сиоукс Фоллз. Может ли ваш босс позвонить мне сразу же, как только приедет?"
      "Извините, но…"
      "Я узнала, что произошло не так. Начальство…"
      "Мы уже не занимаемся этим делом".
      "Но, ведь, он не знает…"
      "Я уже разговаривал с ним", перебил он меня "Его не интересует, что произошло. Мы не занимаемся этим делом. Все!"

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
СХДА ПРЕКРАЩАЕТ КОНТРОЛЬ: КОНВЕЙЕР РАБОТАЕТ НА ПОЛНОЙ СКОРОСТИ.

      "Кевин любил, когда его обнимали члены его семьи", сказала Холли Скотт, молодая женщина, со светлыми волосами. У нее был приятный мягкий голос. Она давала свидетельские показания на конференции по мясоперерабатывающей промышленности, проводимой конгрессом США в феврале 1995 года. Я тоже там присутствовала.
      "Кевин был чудесным ребенком. У меня были большие проблемы со здоровьем, вызванные осложнениями после беременности. Я провела в больнице около 6 месяцев.
      Прошел год с тех пор как мы, с моей мамой повели Кевина фотографироваться для рекламы ресторана быстрой еды. Кевин заказал гамбургер с сыром. Фотография вызывает у меня горько-сладкие воспоминания о том дне. Горькие потому, что через несколько минут он съел гамбургер, который забрал его жизнь. Сладкие потому, что это последняя фотография моего сына. Последующие несколько недель тело Кевина разрушалось орган за органом.
      Последняя сказка, которую я ему прочитала, была его любимая сказка "До свидания, Луна". Там были слова: "До свидания, звезды. До свидания, воздух. До свидания, звуки". На следующий день сердце Кевина остановилось. Он заснул на всегда".
      Итак, Кевин, единственный ребенок Холли Скотт, стал одной из 5000 жертв, которые ежегодно умирают в США от E.coli 0157:Н7. E.coli 0157:Н7 – бактерия, которая поражает мясо при быстром, небрежном убое сельскохозяйственных животных. От нее умирают и дети и взрослые. Вернувшись в Вашингтон из Сиоукс Сити, я связалась с Эмми Эвод, продюсером компании АВС, передачи "20/20". Кратко описав мои исследования, я, казалось, заинтересовала его. Он сказал, что эта история должна быть рассказана публично. Я выслала ему все материалы, и он решил показать их своему начальству.
      Я отослала ему информацию, которую я собрала в Government Accountability Project (GAP), содержащие информацию о скорости конвейера и о зараженном мясе. И, хотя, Эвод очень заинтересовался этой историей, его босс отклонил эту идею.
      После этого я связалась с продюсером АВС "Prime Time Live". И, хотя, она хотела донести мою историю до широких масс, начальство отклонило ее предложение.
      В "Prime Time" уже работали над подобной историей и выпустили ее в эфир вместо моей. В этой программе рассказывалось о проблеме зараженного мяса. Передача имела большое значение. Я тоже предоставила свои материалы, но во время передачи не было сказано ни слова об издевательствах над животными.
      В "Prime Time" я столкнулась с горькой правдой. Пока я пыталась рассказать о страданиях животных, "20/20" попросили у меня интервью о том, как издевательство над животными на бойнях отражается на людях. "Prime Time" выпустили передачу о том, какому риску подвергаются потребители. Пока я занималась благополучием рабочих и животных, появилась еще одна проблема, которую следовало решить. Я позвонила в Атланту, в Центр Контроля и Предотвращения Болезней (CDC), чтобы получить дополнительную информацию о пагубных последствиях употребления зараженного мяса. Согласно CDC, болезни, вызванные употреблением в пищу зараженного мяса, являются важной проблемой. После просмотра статистических данных, которые мне прислал Центр, стало ясно, что отравленные пищевые продукты стали появляться в больших количествах после того, как СХДА ослабил требования тестирования мяса в 80-х годах. Во время правления администраций Рейгана и Буша, скорость конвейера на бойнях была увеличена и из-за этого увеличилось количество зараженного мяса.
      CDC подсчитал, что каждый третий американец страдает от отравления зараженным мясом ежегодно. Симптомы болезни – понос и рвота. Почти пол миллиона случаев требуют немедленной госпитализации. Количество смертей в результате такого отравления резко возросло.
      В 1984 было 2 тысячи жертв, а в 1994 – уже 9 тысяч. Основной источник заражения – пища животного происхождения. Пока СХДА подсчитывал, что 20 000 случаев заражения E.coli 0157:Н7 регистрируется ежегодно, выяснилось, что эти цифры необоснованны. Не во всех штатах США врачи занимаются случаями заражения E.coli 0157:Н7, многие до сих пор не знают как проводить тестирование на выявление бактерии E.coli 0157:Н7.
      Большинство смертей от E.coli 0157:Н7 или сальмонеллы обычно приписываются другим заболеваниям, например, сердечной или легочной недостаточности.
      Считается, что домашняя птица является основным носителем E.coli 0157:Н7, не только в результате неправильного убоя, а и в результате хронических болезней, например, артритов.
      Один гамбургер состоит из мяса 1000 различных животных. Мясо одного зараженного животного может поразить инфекцией 16 тонн мяса.
      Согласно CDC, в 1986 году, бактерия E.coli 0157:Н7 поразила 37 жителей штата Вашингтон, 17 человек было госпитализировано, две взрослые женщины умерли в результате того, что съели комбинированное мясо в ресторане быстрой еды. В следующем году 51 житель штата Юта заболел "болезнью гамбургера", так это теперь называется. 8 из них были госпитализированы, 4 умерли. А еще через год заболел 61 школьник из Висконсина. Дети заболели потому, что съели жареное мясо, одобренное СХДА. А Минессоте 54 школьника заболели, съев гамбургеры. В 1990 году 60 школьников из Северной Дакоты и 10 из Монтаны тоже заболели.
      В 1993 году более 700 человек была необходима медицинская помощь после того, как они съели гамбургеры в ресторанах быстрой еды в Сиэтле. Об E.coli 0157:Н7 писали во всех газетах. Много людей было госпитализировано. У 54 человек начал прогрессировать ГУС (гемолитический уремический синдром) и трое маленьких детей умерли.
      У 106 человек в Айдахо, штат Калифорния и в Неваде были выявлены синдромы отравления E.coli 0157:Н7. Это больше, чем за 11 предыдущих лет.
      С 1994 по 1995 гг. было зарегистрировано 65 вспышек отравления E.coli 0157:Н7 по всем Соединенным Штатам. В 1997 году власти штата Небраска принудили мясокомбинат “Hudson Foods” вернуть из продажи 25 миллионов фунтов мяса после того, как в нем были выявлены симптомы заражения E.coli 0157:Н7. Это был самый большой возврат в истории США.
      Я позвонила Тому Девайну, директору GAP, чтобы узнать его мнение о вспышках этой инфекции.
      "СХДА высказал собственное мнение по поводу трагедий в ресторанах быстрой еды. Там считают, что посетители сами виноваты, что заказывают непрожаренное мясо. Согласно государственным стандартам мясо должно прожариваться до хрустящей корочки, чтобы вроде бы предотвратить отравление. Что же изменилось? Совершенно ничего". Мой стол был буквально завален документами, но я все же хотела знать больше об инспектировании мясной промышленности.
      Я узнала, что 6 тысяч федеральных инспекторов, тестирующих мясо, проверяют 8 биллонов животных ежегодно. Они используют одни и те же методы на протяжении 90 лет – делают надрезы, мануальную проверку и визуальный осмотр туш и органов, полагаясь на свое зрение, обоняние и осязание, проверяя мясо на наличие болезней и заражений.
      В 1985 году Национальная Академия Наук (НАН) предупредила СХДА о необходимости принятии немедленных мер по предотвращению заражения мяса. Тогда НАН издала 3 отсчета, анализирующих национальную систему проверки мяса. В этих отчетах Академия настаивает на том, чтобы СХДА разработал новую научно-обоснованную систему проверки, способную выявить бактерии, заражающие мясо, не видимые невооруженным глазом. Согласно НАН, такие бактерии, как E.coli 0157:Н7 и сальмонелла подвергают людей огромной опасности и их нельзя обнаружить на ощупь, по запаху или невооруженным глазом.
      "Не возможно выявить эти микроорганизмы теми методами, которые сейчас используют в мясной инспекции", предупреждает НАН. Более того, НАН утверждает, что методы проверки инспекторов СХДА могут привести к тяжелым заболеваниям населения.
      "Мы спешили закончить отчеты, так как понимали на сколько это важно. Мы считаем, что наши рекомендации должны быть воплощены в жизнь", сказал один из членов Академии.
      Так как количество заражений бактериями увеличилось, три отчета НАН были настоятельно рекомендованы СХДА. Научные методы выявления микроскопичных бактерий должны быть внедрены как можно скорее. Инспектора могут продолжать выявлять признаки заражения визуально, но все же научное тестирование микроскопических бактерий тоже должно проводиться.
      В СХДА изучили рекомендации НАН и начали разрабатывать систему проверки мяса на наличие микроорганизмов, но результаты оказались совершенно не такими, которые ожидались.
      Увеличилось количество людей, умерших от зараженного мяса. Появились новые виды еще более опасных бактерий. СХДА не выполнил рекомендации НАН.
      Вместо этого СХДА предоставил свою "модернизированную " программу 21 века, в которой было снижено количество инспекторов, и требования к бойням были ослаблены. Все права по контролю над микробиологическими заражениями были предоставлены СХДА.
      Мой врач посоветовал, чтобы я относилась ко всему философски. Мне нельзя было нервничать. Друзья говорили, что мне нужно отдохнуть и не работать так усердно. Я поехала в Мэриленд на пляж Истен Шо.
      Истен Шо, в Мэриленд, является основным регионом по производству продукции из мяса птицы. Я знала о процессе работы мясоперерабатывающей промышленности, но я еще не сталкивалась с тем, что происходит на птицефабриках. Раз я уже попала в Истен Шо, я не могла не посетить птицефабрику.
      "Фабрика" представляла собой нечто вроде склада размером с футбольное поле. Я приблизилась, чтобы посмотреть поближе. Внутри содержались "бройлеры" - цыплята, которых специально выращивают на мясо.
      Внутри воздух был очень тяжелый от пыли и запаха экскрементов. Все это разъедало глаза. Я увидела целое море из 40 тысяч цыплят, которые находились в огромное клетке, но их было там так много, что они не могли даже пошевелиться.
      Я читала, что во время таких операций производят около 500 фунтов куриного мяса в день. Так что я не была удивлена, когда увидела, что по всюду лежат тушки мертвых цыплят. Когда я спросила у птичника об этом, он ответил, что раньше требовалось четыре месяца, чтобы вырастить птицу весом в 3 фута. Сейчас же благодаря генетике и стимуляторам роста, нужно только 6 недель. Скелет птицы не выдерживает такого веса, и она умирает от сердечного приступа.
      Возле птицефермы я увидела целую гору мертвых цыплят, распространяющую вокруг ужасное зловоние.
      В тот день я так и не пошла на пляж.
       В следующий раз я посетила фабрику по производству яиц. Она тоже не была похожа на традиционную ферму. Внутри я увидела ряды клеток, стоящие в четыре яруса. Здесь помещалось 375 000 птиц. В каждой маленькой клетке находилось четыре курицы.
      Птицы живут в тесных проволочных клетка, раня ноги о проволоку. Их ноги все в порезах и шрамах. Как-то я наблюдала, как такую фабричную курицу выпустили в естественные условия, погулять по травке. Но птица была на столько покалечена, что не могла даже стоять.
      В клетках птицы не могут не то, чтобы расправить крылья, а даже устроиться поудобнее, когда несут яйца. Это вполне типично для этой индустрии.. куры сражаются за место в клетке в буквальном смысле. И никто из рабочих не предотвратит эту бойню, когда птицы забивают друг друга до смерти. Многие куры были все в крови, у некоторых практически не было перьев.
      К тому времени, когда я посетила фабрику, в "куриной" индустрии в день производился убой большего количества птиц, чем за весь 1930 год. Как же удается убивать так много животных так быстро? СХДА любезно предоставил мне статистику, показывающую, как развивалась "куриная" индустрия.
      Однажды выйдя из своей клетке и попав на конвейер, курица начинает путешествие по главной национальной бойне. И таких как она в день проходит 25-30 миллионов. Так как легче пустить кровь птице, которая не шевелится, то головы живых птиц окунают в емкость с водой, через которую пропущен электрический ток, который парализует их, а не оглушает. В других цивилизованных странах существуют требования, чтобы цыплят убивали и ошпаривали в бессознательном состоянии. Но здесь, в США, на птицефабриках все еще придерживаются того мифа, что если животное мертво, то кровь не сможет стечь правильно - силу электрического тока снизили на 1/10, что не достаточно, чтобы цыплята были оглушены правильно.
      На конвейере, перевозящем не до конца оглушенных и парализованных птиц на большой скорости, им перерезают горло. До тысячи птиц в час. Кровь стекает около минуты, затем птицу окунают в котел с кипящей водой, чтобы было легче удалить перья, а затем ее пропускают через специальную машину, в которой тысячи резиновых "пальцев" выдергивают перья из тушек. После того как птице удалят голову и перья, ее подвешивают к специальному потрошащему конвейеру. Там специальная машина автоматически разрезает тушку и достает внутренности. После того как инспектор их СХДА осмотрит ее, тушку кладут в специальный холодильник - огромный чан с ледяной водой, в котором одновременно можно заморозить тысячу птиц. Сегодня, благодаря полной автоматизации в промышленности, на частных птицефабриках могут убивать и перерабатывать 340 000 птиц в день.
      Благодаря технологическим нововведениям 1970-х годов, стал возможным скоростной и высококачественный убой домашней птицы.
      Все это было одобрено СХДА, но это также привело к тому, что мясо стало более грязным на таких фабриках. В кипящем чане фекальные загрязнения, прилипшие к перьям птиц, растворяются в воде. Горячая вода раскрывает поры на коже птицы, и отравляющие вещества проникают вовнутрь. Фекальные загрязнения также могут попасть в тушку во время потрошения.
      С 1978 года инспектора СХДА должны изымать каждую птицу, у которой в теле обнаруженынечистоты. В 1978, решая эту проблему, владельцы птицефабрик предложили СХДА переквалифицировать фекальные загрязнения из опасных отравляющих веществ в "косметические недостатки", чтобы рабочие могли просто смывать их. В результате инспектора стали изымать лишь половину испорченой птицы, а покупатели употребляли в пищу остальное.
      Это нововведение по смыванию фекальных загрязнений с птицы назвали "санитарной реформой". В результате тушки стали выглядеть более презентабельно, но бактерии глубже проникали в мясо.
      С 1978 года ученые СХДА установили, что подобное промывание мяса цыплят не удаляет все бактерии.
      Вскоре был обнаружен еще один вид загрязнения мяса - во время замораживания туш в чане с ледяной водой. "Воду в этом чане называют "фекальный суп", так как там плавают экскременты", сказал мне Том Девайн. "Мясо здоровых птиц, попадая в такое чан заражается".
      В то время как на птицефабриках Европы и в Канады используют систему охлаждения воздухом, которая снижает риск загрязнения мяса, в птицеперерабатывающей промышленности США охлаждение при помощи воды используется до сих пор.
      "Когда туши птиц снимают с конвейера, то они такие грязные, как если бы их окунули в туалет", сказал бывший микробиолог СХДА Джеральд Куестер.
      До начала 1980-х инспектора СХДА, не только тщательно осматривали каждую птицу на предмет выявления болезней и заражений, они также отвечали за удаление нечистот. Если такие повреждения, как сломанные ноги, синяки, водянки, струпья и язвы, встречаются у птицы, инспектор указывает на них рабочему, что бы тот удалили все это. А затем инспектор экзаменует все снова, чтобы убедиться, что тушки соответствуют стандартам. Проверяющий останавливает конвейер, если замечает, что что-то не в порядке. В обязанности инспектора входит проверять тушки на предмет загрязнения, останавливать конвейер и перепроверять продукцию, если он заметит, что что-то не в порядке.
      Когда во главе правительства стала администрация Рейгана, все изменилось, и инспекторам уже не нужно было останавливать конвейер из-за того, что они обнаруживали нечистоты и загрязнения на тушках. Я прочитала официальные отчеты правительственных учреждений, и теперь хотела узнать, что же думают по этому поводу работники птицефабрик. Я позвонила проверяющему мясо птицы из СХДА, другу моего друга.
      "На птицефабрике, на которой я работал, на конвейере проходило 99 птиц в минуту. Их проверяли всего три инспектора. Никто не может должным образом проверить 30-35 птиц в минуту".
      В Atlanta Journal Constitution журналистом Скоттом Бронштейном была опубликована серия статей, включающих интервью с 84 инспекторами мяса птицы СХДА с 37 фабрик. Многие из них говорили о том, что потерпели полную неудачу, в своих попытках следовать закону. Как пишет Бронштейн, каждую неделю миллионы цыплят "истекают желтым гноем, пачкаются зелеными испражнениями, содержащими опасную бактерию или же они поражены заражением легких или сердца, имеют раковые опухоли".
      В добавлении, в GAP получили свидетельства от многих работников птицефабрик и от инспекторов, в которых описаны условия работы на этих фабриках. Бывший работник Пердью Донна Бейзмор дважды предоставляла на рассмотрение Конгресса жалобы об условиях работы на птицефабрике. "На фабрике очень грязно", писала она в своей первой жалобе:
      "Пол на фабрике покрыт жиром, пылью, песком. По стенам ползают тараканы, летают огромные мухи. Мы шутили, что они такие большие, что на них можно надеть ошейник и пойти с ними гулять.
      Рабочие, жующие табак, выплевывают его прямо на пол. На полу так много куриного помета, что он проникает через швы на ботинках и поражает ступни рабочих. Некоторым приходилось даже удалять ногти на ногах из-за заражения. Но отходы здесь не только куриные. Руководство компании не позволяет работникам покидать рабочее место, даже чтобы сходить по нужде. Обычно люди терпят, но иногда облегчаются прямо на пол.
      Большие проблемы и в процессе убоя (как, в общем-то, и на всех бойнях). Бывает, что птица падает с конвейера прямо в сток, через который смывают грязь, испражнения, пораженные болезнью части тел птиц, кровь. Этот сток находится в антисанитарном состоянии. Но начальство приказывало нам поднимать упавших в сток цыплят и снова вешать на конвейер".
      Пердью отклонил жалобу Бейзмор. СХДА провел "расследование" и заявил, что ничего противозаконного обнаружено не было.
      Вскоре после этого бывший работник Пердью и два инспектора СХДА предоставили на рассмотрение GAP свои заявления.
      "Мисс Бейзмор права по поводу антисанитарных условий работы", писал бывший работник фабрики:
      "Я работал в ночную смену и часто видел, как тараканы бегали туда сюда по стенам, летали мухи и москиты. Я видел, как куры падали в грязный сток, и бригадир говорил рабочим повесить их обратно, не помыв.
      Я знаю, что птицы, имеющие раковые опухали проходили проверку и их отправляли на конвейер. Во время проверки качества я снимал с конвейера птиц с повреждениями, но сразу после того, как я снимал их, бригадир приказывал рабочим вешать их обратно".
      Один из инспекторов СХДА сказал, что "тараканы там были до 4 дюймов длиной. Однажды мы посветили фонариком в дырку, в которую они заползали и увидели, что там просто кишмя кишит тараканами и их личинками".
      Другой инспектор писал:
       "Любой человек, читая эти строки, удивится, почему инспектора не делают ничего, чтобы решить эту проблему. Управление Сельскохозяйственного департамента не позволяет нам…были изменены стандарты. Теперь "современный" означает "грязный". Чтобы все убрать и почистить нужно, остановить конвейер на несколько часов. Но каждого, кто пытался это сделать, увольняли. В итоге и я прекратил придерживаться закона. Я просто выполнял указания".
      Через два года после того, как Бейзмор давала свидетельские показания в Конгрессе, она писала:
      "Рабочие все так же бросают крыс и тараканов в котел с водой, куда опускают цыплят для охлаждения. Женщинам все так же приходится ходить по нужде прямо на пол цеха, так как им нельзя выходить на перерыв. Птицы все так же падают в грязь, а их поднимают и вешают на конвейер. Если проверяющие из СХДА поймают рабочего, делающего это, то Пердью сделает из него козла отпущения. Но, если рабочие не будут вешать цыплят обратно, то у них опять будут проблемы. Больных птиц все так же вешают на конвейер".
      GAP недавно провел исследования условий на 6 фабриках, которые показали, что условия на этих фабриках очень похожи.
      "Там было много крыс, змей, тараканов и личинок", сказал один рабочий "Я видел как мухи облепляли цыплят на конвейере, как в ящиках с упаковочными пакетами для курей было полно личинок".
      Рабочий с другого завода сказал, что "небезопасно есть фабричных курей. Я видел цыплят черного, зеленого цвета, они воняли, были все в испражнениях. Таких цыплят должны снимать с конвейера, но их не снимают".
      Третий рабочий сказал: "Лично я много раз видел, как испорченное старое мясо, в котором ползали черви, смешивали со свежим мясом и продавали для изготовления детского питания".
      Когда в официальном отчете СХДА было объявлено что 20% куриного мяса поражено сальмонеллой, то департамент предпринял попытки доказать обратное. Это длится с начала 80-х годов и по сегодняшний день. В самых ранних исследованиях, решили провести эксперимент на фабрике в Пуэрто Рико в 1997 году, но число зараженных птиц, попадающих в котел с холодной водой достигло 76%. Когда тест повторили снова, было уже 80%..
      В 1992 году СХДА провел 5 фабрик на юго-востоке и там уровень заражения сальмонеллой был 58% прежде, чем куры попадали в котел, и 72% после.
      Бывший микробиолог СХДА доктор Джеральд Квестер, один из членов комиссии, проверяющую фабрику в Пуэрто Рико, подытожил свои исследования.
      "Собственно говоря, эта статья вовсе не то, что хотело бы видеть мое агентство", сказал позже Квестер, давая свидетельские показания в Конгрессе. Он признался, что его начальник приказал ему изменить показания отчета.
      Отравление мясом является результатом увеличения скорости конвейера и новых технологий, повышения уровня хлорина, при добавлении в воду для охлаждения.
      Обеззараживание домашней птицы хлорином не разрешено в Европейском Союзе. Если подобное обнаруживают там, то продукт изымают.
      Здесь, в США, хлорин используют, добавляя в воду для охлаждения, при мытье тушек и так далее.
      Исследования показали, что сальмонелла поражает 48% здорового мяса, когда тушки попадают в котел с водой.
      Другая бактерия,Campylobacter, которая в два раза более опасная, чем сальмонелла, вызывает гастроэнтерит в основном среди молодежи, и приводит к сотням смертей ежегодно.
      В 1991году микробиолог и лучший специалист по Campylobacter обнаружил, что эта бактерия присутствует в 98% мяса курей, купленных в магазинах. Согласно Национальной Академии Наук, 82% базарных курей поражены Campylobacter.
      Даже, “Food Safety Review”, издаваемое СХДА, писало, что несколько процентов зараженных курей в конце процесса переработки заражают все 100% мяса. Даже после обработки мяса хлорином и другими средствами Campylobacter обнаружена в 100% куриных тушек, попавших в котел с водой.

      СХДА создал успешную и расширенную программу по убою крупного рогатого скота. Для эксперимента были взяты 5 самых больших боен страны, где производилось приблизительно 20% всей говядины в США. На этих бойнях было сокращено количество проверяющих и был упразднен финальный осмотр туш на предмет обнаружения на них грязи, волос, фекалий и жира. Закон все еще требовал удаления таких загрязнении, но, теперь этим будут заниматься не инспектора СХДА, а сами рабочие.
      Вместо того, чтобы удалять загрязнения и повреждения вручную, как раньше, теперь их будут смывать сильным напором воды, чтобы в итоге туши имели здоровый вид.
      Вот что пишет один из инспекторов:
      "Инспекторы называют такую операцию "распространением дерьма". Таким образом, опасность перекрестного загрязнения увеличивается".
      Требования к стандартам продукции были снижены. Например, 5 видов загрязнений теперь определяются как одно. 4 волоса на туше уже не являются дефектом, а 14 считается как один. Кровяные тромбы не классифицируются как дефекты, если они менее 2 см. СХДА установил лимит – на туше может находиться не более 35 дефектов.
      "СХДА нарушил основные общечеловеческие принципы", сказала Мэри Херсинк, основатель организации "STOP", во время телефонного разговора со мной. "Люди давным-давно поняли, что экскременты следует удалять с туш. Но сейчас, в конце второго тысячелетия, когда появилась новая бактерия-мутант E.coli, тогда когда Национальная Академия Наук занимается микробиологическими тестами, когда СDС бьет тревогу, СХДА решил, что пришло время установить новые стандарты, позволяющие оставлять фекальные загрязнения на мясе.
      Пока эпидермиологи устанавливали, что один маленький кусок фекалий может содержать миллионы микробов E.coli 0157, и что 10 таких микробов могут убить ребенка, бюрократы из СХДА подсчитывали, сколько различного рода загрязнений можно допустить при проверкие мяса".
      Только 1/10 одного процента мяса, отправляемого на продажу, тщательно проверено правительственными инспекторами, но печать "США. Проверено и одобрено" ставят на всем мясе.
      "Проверки, проводимые нами, бесполезны", писали инспектора Секретарю Сельского Хозяйства Клейтону Йоттеру "Нам не разрешено проводить тщательную проверку, и мы не уверены, что грязный и зараженный продукт не поступит в продажу. Нам не позволяют тщательно осматривать туши, и даже если мы пытаемся это сделать, все равно это не возможно, так как конвейер работает слишком быстро. Если мы остановим его, чтобы изъять грязные куски мяса, то будем наказаны нашим начальством. Вместо того, чтобы оказать нам поддержку, наше начальство наказывает нас, за то, что мы выполняем свою работу"
      Том Девайн сказал: "Инспектора, которые пытались остановить конвейер, получали строгий выговор. Их даже могли уволить с работы".
      "Крыса начала бегать по комнате туда-сюда", было написано в жалобе одного инспектора.
      Инспектор остановила конвейер после того, как крыса пробежала у нее по ногам. "Нужно осмотреть все ящики", сказала она, "нет ли там еще крыс, так как они могли попасть в чан, где смешивают мясо. Но ветеринар лишь рассмеялся и разрешил пустить конвейер снова через 10 минут. После этого охота на крыс стала для инспекторов как спорт. Работники компании жаловались, что крысы залезают по ночам в котлы с мясом, бегают по нему и поедают".
      Можно с уверенность утверждать, что контроль над загрязнениями был потерян. Ветеринары говорили нам: "Вы больше не проверяете мясо на наличие в нем дерьма, только патологий". И вот результат, животные все в дерьме; у них глисты, поражающие печень; личинки проникают под кожу коров; абсцессы; вросшие волосы.
      Жалобы поступали от инспекторов со всех 5 боен, на которых проходил эксперимент.
      "Менеджеры компании говорили, чтобы рабочие надрезали абсцессы на телах животных и гной вытекал на здоровое мясо, вместо того, чтобы полностью вырезать пораженный кусок. Гной, волосы, жеваный табак попадают на продукт, который должен быть чистым. Бывает, что туши коров, умерших в пути, тоже разделывают. Когда рабочие думают, что мы не смотрим, они прикрепляли к туше этикетку, свидетельствующую о том, что она прошла осмотр и отправляли ее дальше по конвейеру. Мясо, содержащее опасные бактерии, смешивали со "здоровым" мясом. Одна бойня отправила на продажу мясо, которое было зеленое от старости".
      Один инспектор из Небраски тайно вынес с завода мясо, чтобы подвергнуть его тщательной проверке. Он обнаружил, что "24% поверхности этого куска мяса были покрыты шерстью, грязью, остатками кожи и пищи". Если такой кусок попадет в чан с мясом, произойдет перекрестное поражение и все мясо будет заражено. Это мясо предназначено для производства гамбургеров.
      "Каждый день туши падают на пол и их снова вешают на конвейер, даже не помыв. Пол грязный, весь в крови, жиру, испражнениях, гное и грязи. Если туша упадет на пол, то все это проникнет в мясо…"
      Другой инспектор говорил: "Это настоящий пир для грызунов и тараканов. Они здесь повсюду. Компания обрызгивает помещение специальным раствором против насекомых и личинок. Эта жидкость часто попадает и на туши, висящие на конвейере".

      На первый взгляд человек, вошедший в мой офис, был совершенно не похож на мясного инспектора. Ему было за 40. Он носил именной костюм и дорогие туфли. У него были седые волосы. Он был скорее похож на конгрессмена или на лоббиста, чемна человека, который каждый день сталкивается с кровью и кишками животных.
      Дейв Корней вел двойную жизнь. Если он не занимался инспекцией мяса для СХДА на заводе в Огайо, то давал интервью для СМИ, водил дружбу с сенаторами, и еще возглавлял торговый союз 6 тысяч инспекторов пищевой промышленности. Корней работал две декады как инспектор мясной промышленности, и теперь был председателем Национального Комитета Местной Пищевой Промышленности, Федерального Союза Мясных Инспекторов.
      Корней был против конвейерной инспекции. Я договорилась с ним о встречи, чтобы обсудить жестокую сторону закона о Гуманном Убое. Узнаю ли я , что инспектора смотрят сквозь пальцы на этот "ненужный" закон? Или же я узнаю, что бюрократия на самих бойнях не позволяла этому закону воплотиться в жизнь?
      Я приготовила нам кофе и предложила ему сесть. Затем спросила его о том, как СХДА внедрял закон Гуманного Убоя на бойнях.
      "Что вы знаете о том, что происходит на бойнях?", спросила я.
      "Кое-что", ответил он. "Есть одна специфическая проблема с внедрением закона Гуманного Убоя. Это связано с тем, что крупные операции по убою связаны с продуктивностью и выгодой. То, как это отражается на животных никого не волнует. Создается впечатление, что животных здесь используют как неодушевленные предметы, как сырье.
      Часто животным засовывают электрические провода в рот и задний проход, ломают им кости, выкалывают глаза, иногда просто забивают до смерти, еще до того как они попадут на конвейер. Многие животные проходят некоторые стадии процесса убоя и переработки, находясь в полном сознании", следующие несколько минут он рассказывал о том, как мучают животных.
      Я уже слышала все это раньше.
      "Но, если вы знаете об этой жестокости, то почему же инспектора ничего не предпринимают по этому поводу?", спросила я.
      "Прежде всего, инспектора часто даже не видят конвейера со своего рабочего места. Просто не возможно одновременно следить за конвейером и определять наличие болезней и повреждений на тушах".
      Я знала, что закон Гуманного Убоя дает инспекторам право остановить конвейер. если они увидят, что с животными обращаются жестоко.
      "Скажите, как часто кто-то из инспекторов все-таки наблюдал за процессом убоя?", спросила я.
      "И покинул бы свое рабочее место? Если бы инспектор сделал это, то получил бы выговор за то, что нарушил свои обязанности. Если инспектор остановит конвейер, то у него будут большие неприятности".
      "В чем заключается процедура проверки гуманного убоя?", спросила я.
      "Таковой не существует", ответил он.
      "Продолжайте. Вы говорили о том, что инспектора имеют право остановить конвейер, если увидят проявление жестокости по отношению к животным, но в действительности, им даже не разрешено следить за процессом убоя?"
      "Правильно", ответил он "Инспектора должны внедрять закон о Гуманном Убое лишь на бумаге. Кроме того, они очень перегружены работой, связанной с проверкой мяса".
      Но постойте! Это же не освобождает их от обязанностей!
      "Довольно справедливо, но многие рабочие говорили мне, что инспектора видят жестокость, но закрывают на нее глаза", сказала я.
      "Во время моей работы в профсоюзе я часто с этим сталкивался. Если вы остановите конвейер, на котором занято 60,70, а то и 100 рабочих, которые будут стоять без дела, то ваш начальник, ветеринар СХДА, превратит вашу жизнь в ад. Он отвечает за потерю производительности перед компанией. Он просто загрызет вас. Горько осознавать, что инспекторам не оказывают никакой поддержки".
      "Но ветеринары не должны отчитываться перед индустрией. Почему бы просто не следовать закону?", спросила я.
      Корней выпил кофе и улыбнулся: "Многие ветеринары шутят, что они как пенсионеры, не выполняют никакой физической работы. В основном они заняты бумажной волокитой. Присутствовать при убое животного, истекающего кровью – не очень приятное зрелище. Ветеринары редко ходят туда".
      "Позвольте мне спросить у вас, почему вы, человек с высшим образованием, который многие годы учился, как спасать животных, работаете на систему, которая мучает и убивает их". Я так же спросила у Корнея о том, как часто жестокость, которую он описал, происходит на бойнях.
      "Инспектора, с которыми я разговаривал, были со всей страны. Это происходит постоянно. Со свиньями, коровами, телятами, овцами. Со всеми", объяснил он.
      Итак, Закон о Гуманном убое существует лишь на бумаге. Дейв Корней взял меня на встречу со своим предшественником в отеле, в котором профсоюз проводил конференцию. Роберто Масиас, бывший председатель Национального Объединенного Совета Местной Инспекции Пищевых Продуктов, проработал мясным инспектором 29 лет.
      "Если вы спросите официальных представителей, существует ли Закон о Гуманном Убое", сказал он "они ответят, что да. Но в действительности это не так. Закон о Гуманном Убое не действует".
      Корней кивнул.
      "Чья в этом вина?", спросила я.
      "Вы не должны осуждать инспекторов", ответил он "На бойнях за все это отвечает только контролирующий ветеринарный офицер. А все эти мясные инспектора всего лишь стадо овец. Им говорят, что нужно делать, и они делают. Но в основном им говорят, что не надо делать".
      "Как же инспектора СХДА направляли это "стадо", что в итоге оно сбилось с пути?", спросила я.
      "Давайте представим, что вы ветеринар", сказал Масиас. "Если какой-то инспектор рассказывает обо всех этих вещах, то вам придется отвечать за его действия перед менеджером завода. И тогда вы думаете: с кем мне лучше решить эту проблему? С инспектором, для которого начальник я, или же с менеджером, моим непосредственным начальником, который может сделать мне выговор? Скажите, каким образом вы поступите?"
      "Мы выполняем то, что диктует на система индустрии", добавил Корней.
      В итоге, Масиас сказал, что 90% ветеринаров не эффективно выполняют свою работу по проверке мяса. "И я не могу даже предположить, что инспектор остановит конвейер из-за человеческой жестокости", сказал он, "потому, что это не понравится его начальнику. Это было бы дисциплинарным нарушением".
      "Это как-то связано с увеличением скорости конвейера?", спросила я.
       "Понимаете, они увеличивают скорость конвейера совершенно безнаказанно. Как руководство СХДА может убедить людей, что мясо безопасно и что животные были убиты гуманным способом? Работники бойни вынуждены выполнять больше работы за меньшее количество времени, и они совершенно не думают о качестве.
      Возьмем, к примеру, Конвейерную Инспекцию. СХДА говорит, что это самая лучшая система. Меньшее количество инспекторов выполняют больше функций.
      Когда СХДА хочет внедрить какую-то свою новую программу, то представляет ее как "новый эффективный способ" инспектирования. Но это не правда. Конвейерная Инспекция не является лучшей системой инспектирования, а наоборот, самой худшей".
      Масиас повернулся ко мне.
      "Я бы хотел, чтобы вы поработали месяц в качестве инспектора на мясоперерабатывающем заводе в Канзасе. Я уверен, что по истечении срока вы придете ко мне со слезами на глазах и скажете: "Теперь я понимаю, через что вы прошли, чувствуя теперь вину пред теми инспекторами".
      Масиас и Корней также были представителями тысяч инспекторов, работающих на фабриках по производству продуктов из куриного и индюшиного мяса.
      "На птицефабриках Закон Гуманном убое полностью отсутствует, не так ли?", спросила я.
      "Да, это так", ответил Корней "Это вовсе не гуманный убой. Птицы попадают в котел с кипящей водой живыми".
      Масиас кивнул: "Большинство птиц все еще живы, когда попадают в этот котел. В их легкие попадает вода. И это одна из причин заражения".
      "Если птицу экспортируют в Канаду, то к товару обязательно должен прилагаться сертификат о том, что эта птица была убита гуманно. Мы должны контролировать убой. Но этого не происходит".
      "А по поводу экспорта мяса животных?", спросила я.
      "Абсолютно никакого контроля", ответил Корней.
      "Значит, СХДА предоставляет фальшивые сертификаты о том, что животные были подвержены гуманному убою?"
      "Вы правильно сказали", ответил Масиас.
      "Это мошенничество", сказал Корней.
      "Тогда, разве не мошенничество то, что здесь, в США, американцы едят мясо животных, полагая, что они , эти животные, были убиты по всем правилам Закона о Гуманном Убое (HSА)?"
      Масиас кивнул: "Да. Это так".
      "Это часть нашей ответственности, которую мы не выполняем", сказал Корней.
      "Есть еще некоторые вещи, которые мы не выполняем", добавил Масиас.
      "Мы исполнительные офицеры", продолжал Масиас. "Мы должны выполнять наши обязанности". Корней познакомил меня с другими инспекторами, сказав им, что они могут быть со мною откровенны, не опасаясь за последствия.
      "У умерших животных сломаны ноги ребра", сказал инспектор из Иллинойса "Проработав инспектором какое-то время, понимаешь, как плохо обращаются со свиньями. Но сам, лично, ты этого не видишь, поэтому ничего не можешь сделать. Ты не можешь находиться в нескольких цехах завода одновременно"
      "Мы не видим 95% происходящего на заводе", сказала инспектор одного маленького завода в Огайо.
      "Из-за расположения цехов на заводе мы не видим и половины происходящего", сказал инспектор из Индианы. "Да, мы должны наблюдать за процессом убоя. Но как это можно сделать, если нам не разрешают покидать наше рабочее место?".
      "Коров тащат на цепи и поднимают при помощи вил", рассасывает инспектор большого завода в Небраске.
      Он рассказал мне о корове, которая убежала с завода. В пятницу днем менеджер и еще несколько рабочих увидели, как корова убегает, они погнались за ней. Они выстрелили в нее из ружья и ранили, но она продолжала бежать. Тогда они сделали еще несколько выстрелов, и она упала.
      "Для них это было развлечение", сказал он. "Они тащили ее обратно, стреляя в воздух и смеясь. Им было весело".
      "А что же ветеринар?"
      "Наш ветеринар давно работает здесь и позволяет вещи, которые не должны происходить. Прав ли он? Намного легче просто делать вид, что не замечаешь происходящее.
      Однажды я остановил конвейер. Один из работников кричал, обзывал меня. Я позвал бригадира и сказал, что если это повторится снова, то я остановлю конвейер и соберу собрание. И это повторилось. На меня кричали и обзывали меня. Но мой начальник сказал, что это относилось не ко мне, что может быть, в цеху был еще кто-то с таким же именем как у меня".
      Я спросила одного инспектора СХДА, работающего на заводе с современным оборудованием в Техасе, видел ли он когда-нибудь не выполнение закона о Гуманном Убое и жестокое отношение к животным.
      "Да. Например, у одной коровы нога застряла между досками. Рабочие не хотели терять время и при помощи паяльной лампы отрезали живой корове ногу".
      "Другие проявления жестокости?", спросила я.
      "Животных избивали. Их оглушали не правильно, и они бились в агонии. Их должны были оглушить снова, но не делали этого, и животные подвергались дальнейшему процессу в полном сознании. Я лично видел это много раз".
      "Может быть, это была просто мускульная реакция?", спросила я.
      "Животные тяжело дышали, смотрели по сторонам. Иногда они падали с конвейера и были все еще живы. И рабочие, как могли, подвешивали их обратно. Им надевали цепи и снова поднимали вверх. Животным ломали ноги, шеи. Можно было слышать, как трещат кости".
      "И это происходит на каждом заводе", сказал он. "Я работал на 4 крупных и на нескольких маленьких заводах. Все одинаково. Если были люди увидели, что там происходит, то не думаю, что они бы чувствовали себя хорошо. Но работники заводов так привыкли к происходящему, что уже ни на что не обращают внимание".
      Очень много людей не согласны с Законом о Гуманном Убое. Они говорят, что должны убивать животных. Все ветеринары, говорят, что этих животных нужно убить, а как не имеет значения. Уверен, что вы слышали об этом".
      Я спросила инспекторов, работающих на большой свинобойне в Мидвест о ветеринарах, с которыми они работали.
      "Большинство ветеринаров иностранцы", сказал один инспектор "У них никогда не было такой хорошей и высокооплачиваемой работы, как эта. И они не хотят неприятностей".
      "Они никогда не заходят в убойный цех, не интересуются процессом убоя", сказал еще один инспектор.
      "Наши ветеринары носят галстуки и рубашки", добавил другой.
      Лютер Джонсон много лет проработал мясным инспектором на свинобойне в Мидвест, где убивали старых, больных или раненых животных. "Большинство этих животных не были старыми", рассказывает он. "Они были просто измученные, голодные, обмороженные, раненые. Большинство были "мертвы по прибытию". Свиньи со сломанными тазобедренными костями, передвигались при помощи передних конечностей. Их называли "самокатами". Мясо этих калек использовалось для изготовления сосисок, ветчины. Если мясо животного заражено, то оно использовалось для корма другим животным, в косметике и т.д.
      Однажды я видел, как два рабочих забили 20 маленьких свинок до смерти металлическими палками. Было видно, что этим парням очень весело.
      Я пошел к ветеринару, моему начальнику, с жалобой. Он сказал: "Эти животные не имеют никакой ценности". Итак, согласно словам моего начальника нет ничего предосудительно в том, что этих маленьких свинок забили до смерти. Их били так же, как и маленьких морских котиков на Аляске".
      "Вы работали только на этом заводе", спросила я.
      "Я работал на дюжине различных заводов. Не задерживаясь на долго ни на одном. Только неделю или две. Я видел покалеченных свиней, которых тащили на веревках. Я видел, как живым коровам отрубают ноги, чтобы те не поранили рабочих копытами. Я видел много ужасов.
      На этом заводе покалеченных свиней заставляют двигаться при помощи садового трактора и цепей – только так".
      "Почему вы считаете, что ветеринары игнорируют происходящее?", спросила я.
      Казалось, что он меня не слышит. Такое поведение я наблюдала у многих работников бойни и СХДА. Они начинали говорить о том, что видели и делали, чтобы облегчить свою душу.
      "На прошлой неделе одна свинья застряла в воротах, и рабочие сломали ей две ноги, пытаясь вытащить", сказал он. "И, так как, она не могла идти, ей к пятачку привязали веревку и потащили.
      Я видел, как, пытаясь оглушить свинью, ей в голове пробили 20 или 25 дырок, а она все еще пыталась встать. Ее голова была похожа на кусок голландского сыра".
      "Что происходило, когда вы пытались бороться с жестокостью?", спросила я.
      "Один парень угрожал мне пистолетом, когда я увидел, что он подвешивает живых животных, и попытался остановить его. На некоторых заводах я имел влияние, на некоторых нет. В основном ветеринары имеют власть и не хотят, чтобы кто-то указывал им что делать. Они говорили: "Я здесь начальник. Я сам знаю, что мне делать". В правилах не указывалось, что ветеринары должны следить за процессом убоя.
      Ветеринары и контролеры выполняли свою работу минимально и в основном на бумаге. В своих отчетах они старались, чтобы все выглядело хорошо. Большинство из них пошли на правительственную службу потому, что они слишком ленивы, чтобы открыть собственную практику. Здесь они сидят в своем кабинете, читают газеты, разгадывают кроссворды и пьют кофе…
      Признаюсь, что были случаи, когда я видел, что происходит что-то не хорошее. Я знал, что не могу ничем помочь и что даже, обратись я к своему начальнику, он бы ничего не предпринял. Поэтому я отворачивался и уходил, так как не мог смотреть на происходящее. Нет, я не поворачивался к этому спиной. Я просто ничего не мог сделать. Я не мог смотреть на то, как свинья бьется в конвульсиях или на что-то подобное этому. Ветеринары только поджимали губы, глядя на это, а инспектора только порицали".

      "Животное ревело, после того, как ему разрезали лодыжку", записал ветеринар СХДA (Сельскохозяйственный Департамент США) в докладной записке к своему окружному начальнику.
      "Конвейер был остановлен, чтобы эта корова была заново оглушена. Животное, по причине того, что оно не было оглушено должным образом или заколото таким образом, чтобы правильно стекла кровь, испытало следующее:
      (1) удары током от стимулятора; (2) его шкура была разрезана сначала от живота до прямой кишки, затем до ног, чтобы снять шкуру с лодыжек; (3) обе передние ноги были отрезаны резаками; (4)затем отрезали лодыжку и хвост; (5) остальная шкура была снята с его правой задней ноги ножами.
      Этот процесс занял около 9 с половиной минут".
      Эта записка, представляющая один из редких случаев, когда ветеринар СХДA сообщил о нарушении Акта Гуманного Убоя, попала ко мне через внутренний источник в СХДA.
      Том Девайн сказал: " Часто инспектор может думать, что ветеринар ответствен за незаконные действия, потому что именно он объявил об этом. То же самое с неприменением регулирования - это выглядит, как будто это ветеринары поступают не по правилам. В некоторых случаях, ветеринары становятся свидетелями, чтобы поддержать предприятия, о которых инспекторы сообщили им".
      Согласно Девайну, ветеринары на заводе и их непосредственные начальники окружные наблюдатели - часто имеют подобные точки зрения на то, как закон должен быть предписан. Их боссы в Вашингтоне почти всегда ставят интересы агробизнеса выше безопасности потребителя и благополучия животных.
      " Мощное лоббирование мясной промышленности обычно начинается от районного уровня и заканчивается в штаб-квартире," сказал Девайн. " Эти должностные лица, в большинстве своем, являются бюрократами, которые разрабатывают регулирующую политику. От уровня округа и ниже, персонал работает на мясных заводах ".
      Я договорилась о встрече с доктором Лестером Фридлэндером, ветеринаром СХДA, который инспектировал несколько боен в штате Пенсильвания. В тот уик-энд я поехала на восток Пенсильвании, где доктор и его семья присутствовали на соревнованиях по борьбе в одной средней школе. После матча первого дня, Фридлэндер, привлекательный, колоритный мужчина ростом приблизительно пять футов пять дюймов, пригласил меня поговорить в его комнату в мотеле. Он работал с агентством в течение девяти лет, получив много благодарностей за отличную работу, и был однажды представлен к званию Тренера Года за его преподавание патологии новым ветеринарам.
      "Я не думаю, что слишком много ветеринаров СХДA разговаривать с вами" сказал он "Они не хотят попасть в мою ситуацию, беспокоя агентство. "Фридлэндер, откровенный критик СХДA, снискал на себя возмездие Вашингтонских наблюдателей в ответ на его жалобы относительно методов агентства. " С точки зрения моей карьеры это нисколько меня не беспокоит, " сказал он, "потому что я знают, что СХДA ошибается. Я видел, как они работают, как они обманывают и лгут".
      Он говорил относительно плохого мяса и опасностей для здоровья человека. Я спросил о соблюдении Акта Гуманной Резни.
      "Ветеринары СХДA действительно могут свободно ходить по заводу," объяснял он, "но они не занимаются нарушениями HSA (Акта Гуманного Убоя). Их главная работа - патология. Работа инспектора состоит только в том, чтобы поставить отметку о том, что ветеринар уже исследовал это. Ветеринар изучает степень состояния животного, осматривая лимфоузлы и органы. Он совмещает все вместе подобно паззлу, чтобы определить то, какое состояние имело животное, тогда он идет к туше и делает заключительный вывод".
      "Ветеринары или инспекторы, в этом отношении когда-либо ищут нарушения HSA?" - спросил я.
      "Если у ветеринара достаточно времени, он должен пойти в убойный цех, чтобы смотретькак убивают животных. Он должен это контролировать. Но Вы не можете ничего проконтролировать, когда вы должны работать на конвейере."
      "На большинстве заводов от инспекторов требуется только смотреть за 5-10 процентами [живых] животных. С другой стороны, инспекторы находятся обычно в несколько сотнях футов от области оглушения, и между ними так много оборудования, что они едва могут видеть, что происходит там.
      "Предположим, что семь инспекторов работают на конвейере, " продолжал он. " Конвейер перемещается, и каждый инспектор имеет определенную работу. Один из инспекторов, кто, как предполагается, обнаружил нарушение, дает указание диспетчеру завода вызвать вас, ветеринара, и сообщает Вам, что с животными обращаются негуманно. Как супервизор, первая вещь, которую вы спросите это "Как вы узнали, что что-то случилось? Если Вы видели это, то кто же тогда делал вашу работу?" Это уже пренебрежение режимом работы.
      "Следующая составная проблемы - то, что много заводов не имеют мобильных инспекторов. Некоторые заводы обычно настолько неукомплектованы персоналом, что мобильные инспекторы должны работать на конвейере".
      "На каждой инспекционной станции в убойном цеху имеется кнопка остановки. " объясняет Фридлэндер. "Если инспектор видит что-нибудь неладное, он имеет полномочие нажать на эту кнопку. Он - единственный, кто может давать разрешение компании включить конвейер снова. Если он видит животное, которое не оглушено должным образом или бегает с разрезанной шеей, - он имеет право остановить все и удостовериться, что недостаток исправлен.
      " Но, " продолжил он, " Ветеринары и инспекторы иногда поступают по-другому. В маленьком городе, подобно тому, где я живу, завод - самый большой работодатель в округе. Супервизоры СХДA и служащие завода ходят в кино вместе, они вместе играют в боулинг, общаются различными способами. Если Вы пробуете сделать кое-что на заводе как инспектор, и вы - друзья с начальником завода, и он говорит, "Почему бы нам не замять это дело", что Вам остается делать? Это случаетсяпостоянно. Вместо принятия правильных решений, инспекторы смотрят на все сквозь пальцы.
      "И никто не регулируеть это. Вы принимаете решения. Как часто ваш окружной начальник приходит? Он, как предполагается, приходит один раз в месяц, чтобы проверить Вас. Но, потому как округа настолько большие, то если нет ЧП, он главным образом посещает заводы, самые близкие к дому. В некоторых из этих мест, супервизоры округов не приходят даже раз в каждые два или три месяца.
      "Тем временем компания делает все в пользу. Меньше инспекторов меньше хлопот, суть этой промышленности - рентабельность. Многие из этих упаковщиков действуют на свое усмотрение, не давая СХДA знать об этом. Всегда идет игра в кошки-мышки с упаковщиками. И мы - всегда в менее выгодном положении, потому что завод всегда пытается что-то скрыть, мы должны вычислить то, что было неправильно."
      "Сгустки крови – это дополнительная работа, " объяснил он, ", потому что они классифицируются как дефект и должны быть удалены. Если завод нуждается в большем количестве рабочих, которые бы удаляли сгустки крови, управление говорит: " Как мы можем исправить это? Хорошо, давайте экспериментировать. Мы предпримем некоторые вещи, о которых не будем сообщать СХДA. Мы изменим давление воздуха. Мы не будем использовать большой патрон. Мы будем использовать маленький и увидим, что из этого выйдет. И если это сработает, мы будем придерживаться этого независимо от того, если инструкции требуют гуманногоубоя".
      "Другой пример, когда рабочие удаляют грязь с мяса, то они часто отрезают по полфунта мяса. И затем представители компании говорят: "Черт возьми, половина фунта по пятнадцать сотен раз, это - большое количество мяса, которое мы потеряли." Таким образом, когда там нет инспектора, они берут брандспойт и вымываютгрязь. Когда Вы используете брандспойт для удаления грязи, вы лишь распространяете ее."
      "Также, заводы действуют по правилам, когда они знают, что приезжает инспекция СХДA, " продолжил Фридлэндер. " Это - игра угадывания, потому что многие рабочие имеют карманные рации. Так, когда они видят, что кто - то направляется в какой-то отдел, они передают по радио: " Эй Джо, ветеринар идет в вашем направлении." Упаковщики имеют подавляющее преимущество над нами. Мы же просто играем в прятки. "
      "Я слышал, что ветеринары часто не спускаются в убойный цех " сказал я.
      "Некоторые иногда ходят туда один раз в месяц. Некоторые не ходят вообще. Они не хотят пропахнуть всей этой гадостью. Им достаточно того, что инспектор уведомляет их о нарушении, так что они могут "повесить" его на инспектора и держатся на расстоянии от проблемы. И это позволяет им выглядеть немного лучше. В случае, когда окружной супервизор узнает об этом, он может поднять скандал, а ветеринар ответит ему: "Так это тот инспектор сказал мне об этом." Также обстоит дело с заводом. Когда администратор завода бросает вызов ветеринару СХДA, ветеринар говорит, "Это инспектор упомянул об этом. Сам я этого не видел."
      "Никто не хочет связываться с. И потом, если Вы имеете дело с ветеринаром-иностранцем, то начальник говорит,' Эй, вы работаете в моей стране, это - мой бизнес, не указывайте мне, как поступать, иначе я пожалуюсь вашему начальству, и у Вас не будет работы. ' Иностранные ветеринары всегда боятся, что их могут лишить работы.
      "Но это не только ошибка ветеринаров СХДA. Мы не получаем поддержку наших супервизоров в округах, районах, и в Вашингтоне. Мы получаем наши распоряжения от супервизора округа. Они не хотят портить всю карьеру, так что они оставляют Вас там на произвол судьбы. Они говорят: "Если Вы не можете справиться с этим и у вас так много жалоб относительно завода, тогда я предлагаю вам заняться другой работой".
      "Аналогично, когда СХДA издал закон в 1979, чтобы поручиться потребителю, что животные были убиты гуманно, это все осталось лишь на бумаге. В действительности это - только прикрытие.
      "Все это вершки, " сказала я. "А где же корешки? " Фридлэндер засмеялся. "Некоторые из ветеринаров ленятся выполнять свою работу, потому что они знают, что после того, как они оставят СХДA, они могут получить высокооплачиваемую работу как промышленные консультанты. Наши супервизоры тоже.
      "Существует два федеральных закона, которые запрещают прежним правительственным служащим представлять ранее регулируемую ими промышленность перед их прежними агентствами. Первый, " устав пост-занятости " (18USC § 207), запрещает федеральным служащим защищать регулируемую ранее промышленность сроком на два года. Второй правительственное распоряжение 12834 1993 года, налагает подобные ограничения на высокопоставленных федеральных назначенцев сроком на пять лет. Согласно федеральному руководству по этике, нарушение этих законов, предназначенных "предотвращать служащих от 'переключения сторон,' " тянут за собой тяжелые уголовные наказания. Однако, когда это касается СХДA, эти уставы пост занятости исполняются факультативно".
      "Ветеринар, которого я знал в Далласе, работал на СХДA несколько лет. Вскоре после того, как он уволился, он стал консультантом нескольких самых больших заводов, по которым он имел юрисдикцию. Теперь он материально обеспечен, он получает консультантскую плату намного большую чем его пенсия от СХДA."
      Фридлэндер назвал четырнадцать прежних чиновников СХДA, которых он лично знал, и кто недавно перебрался непосредственно на работу в промышленности. "Не только ветеринары," объяснил он. "Инструкторы, областные супервизоры, региональные директора, администраторы агентства, чиновники штаб-квартиры в Вашингтоне."
      Было уже заполночь. Дети доктора Фридлэндера спали в соседней комнате. У меня больше не было вопросов к нему, но ни один из нас не был удовлетворен, тем, что он сказал все, что он был должен сказать. Он согласился закончить наш разговор утром.
      В 5:30 утра он постучал в мою дверь. Я включил диктофон.
      "Имеется другая вещь, которая действительно беспокоит меня," он сказал. "Летом, когда температура девяносто, девяносто пять градусов, они транспортируют рогатый скот от двенадцати до пятнадцать сотен миль на трейлере, переполненном сорока-сорока пятью головами скота, и некоторые животные умирают от жары в пути. Прошлой зимой было минус пятьдесят градусов. Вы можете представить, что задняя часть фургона открыта, ветер снижает температуру еще на 50 градусов, и этот трейлер едет со скоростью пятьдесят-шестьдесят миль в час? Животные испражняются в трейлерах, и через некоторое время отходы дефекации и мочеиспускания замерзают, и их копыта находятся прямо во всем этом. Вы можете вообразить, что с ними происходит, когда они находятся там в течение десяти часов. Но USDA не вмешивается и не говорит, "Эй, прекратите это. Погода, слишком холодная. Вы не можете транспортировать этих животных".
      Он, казалось, сказал все. Я поблагодарил его за уделенное мне время и за риск, которому он подвергнул себя, говоря со мной.

      Вооруженная доказательствами, я решила сделать еще одну попытку с программой "60 минут". Я была уверена, что в сотрудничестве с несколькими инспекторами из СХДА и по крайней мере одним ветеринаром из СХДА, которые хотели бы попасть на национальное телевидение с рассказом о внедрении федерального закона на бойнях, у меня есть шанс.
      "У меня нет времени снова впутываться в это", сказал продюсер.
      "Но вы и мистер Воллес думали, что это хорошая история", говорила я "У меня с собой интервью с представителем союза инспектором по мясу. По крайней мере, посмотрите кассету".
      Продюсер напомнил мне, что исполнительный продюсер посчитал сюжетную линию моей истории "слишком отвратительной" с самого начала. Он уже пошел против воли босса, когда встретился со мной в Сиоукс Фоллз. И сейчас, не смотря на мои отчаянные аргументы, он не думал, что может создать передачу с моей историей, которую его босс не поддерживал. "Извините", сказал он. Я встретилась с предыдущим сенатором штата и кандидатом в президенты Полом Тсонгасом, который пытался воздействовать на Конгресс по вопросам защиты животных. Пока он был очень занят документацией и предлагал различные пути решения вопросов. Он чувствовал, что единственный способ внушить Конгрессу, что в отношении к животным нужно что-то изменить, это рассказать об этом по национальному телевидению.
      Я вновь обратилась к продюсеру передачи "20/20" и он вновь ответил мне, что он не хочет заниматься этой историей. Главному продюсеру эта история понравилась, но исполнительный продюсер был категорически против. Его доводами было то, что предмет истории был слишком очевиден, чтобы выставлять на показ.
      Я пробовала обратиться с моими материалами еще в две программы новостей, но получала все тот же ответ.
      Однажды вечером я сидела перед телевизором и смотрела новости – полчаса о голоде, о войне и геноциде. Далее показали криминальные новости: несколько перестрелок, одно изнасилование, показ о кровосмешении. Это было шоу, в котором главный герой, полицейский, выбивает признание у заключенного. И подобное показывают по телевидению с утра до вечера.
      И это транслируют для людей, которые слишком слабые, чтобы услышать правду о том, что они употребляют в пищу. Не зная куда пойти, чтобы рассказать мою историю, я продолжала собирать документы о нарушениях, убежденная, что если бы у нас было достаточно доказательств, мы могли бы как-нибудь повлиять на Конгресс. Наобум я выбрала бойню Монфорт, за которой, как оказалось, не было никаких правонарушений. На этой бойне были внедрены высокоскоростные технологии, что позволяло убивать 350 голов скота в час. По этому заводу не было никаких жалоб, и я не знала, найду ли я что-нибудь на них. Работники профсоюза бойни Монфорт хотели познакомить меня с бывшим мясником Мигелем Фернандесом. Он жил вместе со своей семьей. "С работниками, занимающимися оглушением, всегда были проблемы", сказал он "В основном у них было не достаточно силы, чтобы оглушить быка и приходилось делать 7-8 ударов".
      "Вы когда-нибудь жаловались?", спросила я.
      "Постоянно. Бригадиру".
      "Это все еще продолжается?", спросила я.
      "У меня есть друг, который тоже работает здесь. Он отрубает ноги. К нему пригоняют неправильно оглушенных коров и ему приходится отрубать им ноги, хотя они в сознании. Животные оглядываются, мычат, пытаются увернуться от удара".
      "Как потом перегоняют этих калек?"
      "На шею такой корове привязывают длинную цепь и тащат до места назначения. Обычно корова умирает от удушья".
      "Это противозаконно", сказала я.
      "Да. Инспекторам из СХДА это не нравится. Но все это повторяется снова, когда рядом нет представителей СХДА. Бывало, что коровам отпиливали ноги пилой".
      "Перед тем как их оглушат?".
      Он кивнул.
      "Сколько времени положено, чтобы корова истекла кровью?"
      "Нисколько".
      "То есть как?"
      "Ну, максимум 10 секунд. Только одни парень закалывает все эти три тысячи коров в день. Много раз я слышал, как мычали коровы, с которых живьем снимали шкуру. Это очень жестоко по отношению к животным, ведь они обречены на мучительную медленную смерть".
      "Представители СХДА видели это?", спросила я.
      "Да. Живых коров, смотрящих по сторонам в поисках спасения".
      "Не собирались ли они остановить конвейер?"
      "И потерять деньги? Поймите, в этом месте время - деньги".
      "Но, ведь, это деньги не СХДА", сказала я.
      Фернандес пожал плечами: "Было множество прецедентов, чтобы СХДА остановили конвейер. Но это никогда не происходило". В конце концов, мое расследование сфокусировалось на бойнях, и на жестоком отношении к сельскохозяйственным животным, на условиях их содержания, которые влекут за собой образование бактерий, влияющих на состав мяса.
      Одна свиноферма оказала пагубное влияние на окружающую среду. В ближайший водоем попала бактерия, отравляющая рыбу и вызывающая у человека воспаления и потерю памяти. Все произошло из-за выброса большого количества навоза в воду.
      Я знала, что на производственных фермах, убивают и перерабатывают миллионы свиней в год. Племенные свиньи, особенно самки, проводят свои жизни в тесных металлических клетках, в которых не могут даже пошевелиться. Такая практика из-за жестокости была запрещена в некоторых европейских странах. Свиньи вынуждены есть, спать, ходить в туалет, рожать потомство в этих тесных клетках. Они вдыхают испарения собственных испражнений. Из-за это у них серьезные дыхательные проблемы.
      Я договорилась о встречи с работниками свинофермы. Первый рассказал мне, что рабочим приходилось надевать респираторы, чтобы работать иначе они просто задохнутся от вони. Другая рабочая, женщина 30-ти лет, рассказала, что свиньи очень страдают от боли в ногах. Животные не в состоянии даже добраться до кормушки с едой и умирают от голода.
      "На ферме, где я работаю", сказала она "если свинья не в состоянии передвигаться самостоятельно, ей к уху или к ноге привязывают проволоку и тащат через все здание. Животное кричит от боли. Таких животных сбрасывают в кучу на заднем дворе, и они могут лежать там, полуживые, недели две, пока их не везут"
      На этой бойне рабочие, а не ветеринары, вводят инъекции больным свиньям. Дозировка производится на глаз.
      "Я пользовался одной и той же иглой, делая уколы сотням свиней, пока она не сломается. Кстати, продаваемое мясо может содержать эти лекарства".
      Мне рассказали, как избивали свиней. Если беременные свиньи вот-вот родят, их пересаживают в другие клетку. Их бьют, так как те не хотят выходить из клеток. Это их единственный шанс размять ноги, а они не хотят идти", сказал один рабочий.
      Другой рабочий рассказал, что свиней избивают до крови железными палками.
      Так как для владельцев важны размеры производства, то поросят, которые не достаточно быстро растут, убивают.
      "В день мы забиваем около 120 свиней", сказал рабочий со свинофермы в Миссури "После того, как забьешь свинью, то относишь ее в специальное помещение. Бывало, что свиньи были еще живы и когда я заходит в то помещение, то видел, как они метались с выпученными глазами, крича, как сумасшедшие"
      "Животные могут выжить после первого оглушения, но тогда мне нужно было пойти и сделать всю работу снова", сказал рабочий с другой фермы.
      "Они называют это легкой смертью. Я видела, как избиением занимался ветеринар компании", сказала жена одного рабочего с фермы в Миссури.
      "Некоторые парни становятся свиньям на глотку ногами и ждут пока они умрут. Животные защищаются и им ломают ребра", сказал ее муж.
      "У меня была своя ферма, там я выращивал лошадей, свиней. Конечно, у меня с ними были проблемы, но я никогда не обращался с ними жестоко, не забивал до смерти. Они как дети. Мы не можем так обращаться с детьми", сказал еще один рабочий.

      Когда я была на среднем Западе, я позвонила маме Стива Перриша, чтобы установить его местонахождение. Сейчас, выйдя из тюрьмы, он работал на бойне возле Южного Бенда, штат Индиана.
      Он пригласил меня. Я приехала в Южный Бенд тем вечером. Стив жил в старом доме. Он встретил меня возле двери, улыбнулся и пожал мне руку, затем представил меня своей девушке. Заплакал ребенок и она ушла.
      "Я знаю один маленький бар, в котором мы можем спокойно поговорить", сказал Стив.
      Мы поехали. Когда мы вошли в бар, то там очень громко играла музыка. На маленькой сцене девушка танцевала стриптиз.
      "Здесь слишком шумно. Мы не сможем нормально поговорить. Давайте уйдет отсюда", сказала я.
      Мы сели в машину. Немного проехав, мы увидели небольшой бар с ирландским называнием. Мы вошли туда, сели за столик и заказали пиво.
      "Что вы собираетесь делать?", спросила я.
      "Держаться подальше от проблем. А как ваши дела?"
      Я рассказала ему о своих исследованиях и о тех трудностях, с которыми мне пришлось столкнуться.
      "Я знаю, Гейл, через что вам пришлось пройти. Я хочу помочь вам. Я хочу стать вашим ангелом хранителем".
      Он был самой неподходящей кандидатурой на роль моего ангела-хранителя. Но, тем не менее, его слова глубоко меня поразили.
      "Хорошо", сказала я.
      "Я могу снять для вас на видеокамеру происходящее на бойне", сказал он.
      Мы вышли из бара, сели в машину и поехали в мой гостиничный номер за видеокамерой. Я поехала на бойню, на которой, по моим сведениям, убою подвергались неоглушенные коровы. Там мне разрешили фотографировать, я использовала несколько пленок, снимая голову каждой коровы в разных ракурсах не менее 5 раз.
      Фотографируя больших коров, висящих передо мной, я заплакала, но вскоре упокоилась. Меня окутало какое-то мрачное чувство.
      Вернувшись в Вашингтон, я позвонила Стиву Перришу, который обещал помогать мне, но никто не брал трубку, что продолжалось в течение следующих недель. Последний раз, когда я звонила, я услышала, что этот номер временно не обслуживается. Проклятье! Я доверяла этому парню. Наверное, он продал мою видеокамеру, чтобы купить наркотики.
      Через неделю мне позвонила БетЭнн, женщина, которая навещала Стива в тюрьме, и сообщила, что мой ангел-хранитель получил 50 ударов ножом.

      Я шла, по цеху где убивают свиней. Бригадир схватил меня за руку и бросил меня на холодный цементный пол, надел мне на ногу цепь и поднял вверх. Вокруг меня весели свиньи. Конвейер повез меня к рабочим, перерезающим горло. "Помогите!", закричала я изо всех сил, но меня никто не услышал. Когда я приблизилась к этому месту, я проснулась вся в холодном поту, сердце буквально выпрыгивало из груди. Я читала доклад врача о моей болезни: "Она утверждает, что ночью боится, что не сможет дышать и из-за этого она постоянно просыпается. Поэтому она чувствует себя уставшей в течение дня. В процессе своей работы она узнает много ужасных вещей, которые происходят с животными. Она упомянула, что человек, работающий с ней, имел те же симптомы болезни и поэтому подал в отставку" "В моей семье ни у кого не было рака груди", сказала я своему коллеге "Но у меня была такая депрессия, что я удивляюсь, как я не заболела раком". Я никогда в своей жизни серьезно не болела, но я знаю, что есть тесная связь между стрессовым и состоянием раком. Я чувствую, что я не в лучшей форме. К этому времени Тимоти Уолкер был безработным почти год. С помощью юристов из Government Accountability Project я приготовила жалобу, подводящую итоги той жестокости, которую Тимоти Уолкер наблюдал работая у Каплана во Флориде. Я привела список 14 видов жестокого отношения человека к животному, начиная с неправильного оглушения скота и до снятия шкуры с живых животных. Я упомянула также тот факт, что животные часто падают с конвейера и представляют серьезную угрозу жизни рабочих.
      Находясь под защитой федерального Закона защиты свидетелей, Тимоти Уолкер написал заявление, которое он отправил в OSC, с просьбой рассмотреть дело о его увольнении. Согласно этому заявлению СХДА должно расследовать это дело и написать отчет. OSC был учрежден, для того чтобы расследовать жалобы и предоставить свидетелям защиту от коррупции. Но фактов, подтверждающих написанное в этой жалобе никогда не обнаруживалось. К нашему удивлению OSC начало действовать в пользу Уолкера. СХДА направил двух проверяющих на бойню Каплана, чтобы провести расследование. Вместо того, чтобы задать вопросы Уолкеру и его коллегам, эти проверяющие устроили ревизию на заводе и произвели опрос рабочих, которые так и не сказали правду.
      Согласно издательству “Tampa Tribune” Каплан являлся одним из самых больших производителей мясной продукции на юго-востоке США и имел ежегодный доход 70 миллионов долларов, и планировал еще повысить производительность. После проведения исследований СХДА и обнародования их результатов, Caplan Industries загадочно прекратил свою деятельность и вышел из бизнеса. 260 человек остались безработными без выходного пособия.
      Два месяца спустя после расследований, проведенных СХДА и закрытия этого завода, министр Сельского хозяйства Эдвард Медиган огласил результаты расследований СХДА не в пользу Уолкера. Эдвард Медиган предоставил , Caplan Industries отчет, в котором он сообщает о том, что ни одна из 14 жалоб Уолкера не соответствует действительности.
      "Основываясь на результатах этого расследования,", подводит итог министр Сельского Хозяйства "мы пришли к выводу, что служащих СХДА принудили подписать закон Гуманного Убоя".
      Из всех злоупотреблений СХДА – это было самое бесстыдное. Человек, возглавлявший это расследование, был не просто служащий, а высокодолжностным лицо в сельском хозяйстве, который отчитывается только перед президентом США. Он подписал документ, который состоит из сплошной лжи. Согласно Закону о Защите Свидетелей, Уолкеру была дана последняя возможность письменно опровергнуть результаты министерской проверки. Так как завод был неожиданно закрыт, что помешало дальнейшим расследованиям, и служащие СХДА мало знали о том, что у нас уже была масса неопровержимых доказательств, подтверждающих жалобы Уолкера. В своем письменном опровержении Уолкер был в состоянии предоставить агентству 35 страниц свидетельских показаний, подтверждающих неточности министерского отчета, состоящего из 5 страниц. Но это было не все, что он мог сделать. В его опровержении мы могли также увидеть попытку министра Сельского Хозяйства Эдварда Медигана защитить СХДА, но вместо этого он случайно зафиксировал, что СХДА нарушало закон.
      Но в ответ на жалобы Уолкера о том, что работники СХДА подвергаются опасности в убойном цеху, министр Сельского Хозяйства Эдвард Медиган ответил, что работники СХДА не работают там.
      Нам оставалось только гадать, куда же направит министр Сельского Хозяйства своих подчиненных, если они не работают в убойных цехах.
      "Тот факт, что убойные цеха считаются закрытыми для инспекторов", гласит обвинение Уолкера "подтверждает мои жалобы, что Закон Гуманного Убоя не действовал на бойне Каплана.
      Я писал в своей первой жалобе, что оборудование завода устарело, хотя, согласно результатам министерской проверки, завод Каплана является примером для подражания"
      Уолкер и я с нетерпением ждали момента, когда средства массовой информации расскажут общественности о жестокости на бойнях. Почти два года, после того как уволили Уолкера, служащие СХДА лишь раз рассмотрели его жалобу и во избежании судебной волокиты, предложили Уолкеру не подавать дело в суд. Они не только предложили снова восстановить Уолкера в должности, но и повысить в должности, предоставить оплачиваемый отпуск, больничный и т.д.
      Снова поступив на эту работу, Уолкер продолжал борьбу с злоупотреблениями на бойнях и предупреждал работников, какие условия труда их там ожидают.
      В фильме "Чужой" кто-то сказал: "В пространстве никто не услышит твой крик". Тимоти Уолкер был восстановлен в должности, но животным от этого лучше не стало, а в мясной промышленности не наблюдалось никаких изменений.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ
ДРУЗЬЯ В ВЫСШИХ ЭШЕЛОНАХ ВЛАСТИ

      Я чувствовала, что со мной что-то не впорядке. Мне было трудно глотать, дышать, у меня была бессонница и еще ко всему у меня были спазмы желудка.
      Однажды утром, после того, как я не спала почти всю ночь, я пошла в душ. Я начала намыливаться и мои пальцы нащупали маленьгую шишку, которую я раньше не замечала. Я провела по ней пальцами еще несколько раз медленно и аккуратно. У меня была опухоль груди. Я пошла в боьницу. Я была спокойна – хирург удалит подозрительную опухоль, а тест биопсии должен был показать рак это или нет. Меня положили на стационарное обследование через неделю после того, как я нашла опухоль. Итак, я сидела в переполненном корридоре, ожидая своей очереди, около 4 часов. Все женщины были с мужьями или с друзьями.
      Через час после операции, я, зашитая и еле стоящая на ногах после наркоза, направилась к хирургу, чей офис находился в здании через дорогу. Врач сказал, что результатов теста биопсии в тот же день не будет, но по каким то причинам он назначил мне консультацию.
      Хирург пригласил меня в свой кабинет и предложил присесть в большое кожаное кресло, которое стояло напротив его стола.
      Я и не подозревала о серьезностти ситуации.
      “Это рак”, сказал доктор. Я чувствовала себя очень уставшей. У меня не было сил. Все что я хотела – это добраться домой, скорее залезть в кровать и спрятаться с головой под одеяло.
      Врач нарисовал какие-то диаграмы и начал что-то рассказывать. Его губы шевилились, но звуки, исходящий из них был такой далекий, как будто этот человек находился очень далеко от меня. Он спрашивал меня о чем-то. Я кивала головой и улыбалась, а затем встала и ушла.
      Врач позвонил мне на следующий день и сказал, что рак находится только в небольшом участке моего тела и не распространяется дальше. Следующие 6 месяцев я буду подвергнута химиотерапии. Мне будут делать химические инъекции, чтобы искоренить оставшиеся клетки рака .
      Врач нарисовал большой квадрат на моей груди, являющийся мишенью для радиационного луча. Этот вид лечения позволит спасти мою грудь и что самое главное не причинит вред. Она останется неповрежденной. Мои длинные светлые волосы вероятно выпадут, но, думаю, я смогу пережить это.
      Я продолжала мое исследование. Я ездила на бойню в перерывах между сеансами химиотерапии. Мой онколог сказал, что еще никогда не встречал таких пациентов как я.
       В этом городке я должна была встретиться с одним человеком и получить от него нужную информацию. Но вдруг я почувствовала себя плохо. Я остановилась в клинике для раковых больных. Там было много фермеров и их жен. Я была единственным человеком, чей возраст был до 50 лет и я чувствовала себя не в своей тарелке. У меня болела кожа, мои раздраженные химией глаза, казалось, горели, мои легкие были обожжены радиацией и мне было тяжело и больно дышать. Доктор сказал , что моя имунная система очень ослабла и что если температура моего тела превысит 101°F, то мне нужно будет немедленно лечь в местную больницу.
      Этой ночью я лежала в постели своего гостиничного номера и мерила температуру. У меня не было сил. Пульс бешенно колотился. Я вынула термометр – 100,6°F. еще 4 десятых и мне необходимо ехать в больницу. И вдруг у меня пронеслось в голове: как печально было бы умереть в этом неизвестном городе. У меня было видение, что мои родители и сестра летят ко мне на небеса, чтобы попрощаться.
      Через полчаса я снова посмотрела на термометр - 100,7°F и начала мысленно подготавливать себя к поездке в больницу. Я еле сдерживала себя от того, чтобы смотреть на термометр каждую минуту. Я чувствовала себя азартным игроком, надеясь выиграть все свои проигранные сбережения.
      Температура достигла 100,8°F, а затем начала постепенно понижаться. На следующий день я снова отправилась по своим делам.
      В другой раз в другом городе я все же оказалась в госпитале. Мне было на столько трудно дышать, что врач опасался, что у меня в легких в результате химиотерапии образовался тромб. Это было субботнее утро и в больницу специально вызвали специалиста по легким. К счастью, тромба не было. Меня снова начали обследовать . Я почувствовала себя немного лучше. От рабочих Калифорнии я получила жалобу о том, что на их бойне не правильно оглушают поросят. К тому моменту я была так истощена химией и радиацией, что едва стояла на ногах. Надев парик, прикрывающий остаток волос на моей голове, я поехала на Запад.
      Здесь рабочие оставляли страдать полуживых визжащий свиней, подвешенными за одну ногу, уходя на перерыв.
      Свиней били3-4 раза, но они все равно не теряли сознание. Их оставляли истекать кровью, и животные в поисках спасения из последних сил пытались встать. Не обращая особого внимания, живые они или нет, тысячи визжащих поросят бросали в огромный котел с кипящей водой.

      Пришло время перейти к следующей фазе моего расследования. Обе линии расследования – испорченное мясо и жестокость по отношению к животным – вели от убоя скота к инспекторам, ветеринарам, а затем исчезали в СХДА. Я решила разузнать об этом побольше. Национальная Ассоциация Скотоводов (НАС) называла ее "Миссис Президент". "Вашингтон Пост" окрестила ее "Первой Леди Американского сельского хозяйства". Администрация Буша называла ее "Миссис Помощник Секретаря". "Kansas City Star" сказала, что лучше всего называть ее главным мясным инспектором нации и объявила ее позицию в СХДА, как "конфликт интересов".
      Все началось в 70-х годах, когда Джоан Смитт, хозяйка ранчо в пятом поколении, начала свое восхождение по служебной лестнице НАС, организации, представляющей 230 000 владельцев ранчо. Став во главе комитета по производству говядины, представителем в Национальном совете по сельскохозяйственным животным, и будучи избранной вице-президентом, в 1985 году Смитт стала первой женщиной-президентом этой организации.
      "Я убеждена, что наша задача состоит в том, чтобы рассказать историю производства говядины", сказала Смитт в своей речи после избрания президентом НАС. В перерывах между давлением на Конгресс и свидетельствованием от имени скотоводов, "Первая женщина", представляющая 30 миллиардную индустрию по производству говядины, как назвала ее New York Times, ездила по стране произнося речи и давая интервью СМИ. Смитт намеревалась оживить шаткий рынок и везде, куда бы не приехала, агрессивно рекламировала говядину. "Ни один скотовод не получал такую рекламу, как Смитт", докладывал журнал для членов НАС. "Она появлялась в лучшее эфирное время на трех телевизионных каналах. Представители СМИ ожидали ее появления с нетерпением. Общая сумма, потраченная в прессе и на телевидении, составляла 8-10 миллионов долларов".
      В течение декады Смитт провела законодательную кампанию, кульминацией которой явилось принятие Конгрессом закона, согласно которому скотоводы должны вносить по 2 доллару с каждой головы скота, который они продают, в Скотоводческий Совет по рекламе и исследованию говядины (или просто Говяжий Совет). Сам Совет и созданные им филиалы в каждом штате тратили на рекламу почти все 79 миллионов долларов, получаемых ежегодно. В 1986 году Смитт была избрана первым представителем "Говяжьего" Совета. Она инвестировала миллионы долларов в говяжью компанию, основанную на теперь уже известном лозунге: "Говядина – настоящая еда для настоящих людей".
      Она была хозяйкой ранчо, лоббистом, спикером. Видным политиком на рынке мясной индустрии. Ее голос имел вес, в рекламной кампании за употребление говядины. Она посвятила всю свою карьеру убеждению американцев есть больше говяжьего мяса. Таким образом, имея у себя за спиной крепнувшую Американскую Индустрию Мяса – торговую ассоциацию мясной индустрии, в мае 1988 года Смитт была назначена помощником секретаря сельского хозяйства в области Маркетинга и Инспекции при администрации Буша.
      Можно ли назвать лучшего оратора в говяжьей индустрии, смыслом жизни которой было увеличение потребления говядины, действительно подходящего кандидата на роль главного национально инспектора.
      Согласно Kansas City Star, одним из первых действий госпожи Смитт на посту помощника секретаря было разрешить использование остатков кусочков говяжьей обрезки и хрящей, и обозначать их как мясо. Отделив эти кусочки о побочных продуктов и разрешив добавлять их в говяжий фарш, она подняла основную стоимость говядины на 6 долларов за голову – решение, стоившее говяжьей индустрии миллионы долларов, поступающих к ним дополнительно каждый год.
      Я отправилась к Родни Леонарду, который был начальником пищевой инспекции СХДА при администрации Джонсона, а сейчас возглавлял Институт Общественного Питания в Вашингтоне.
      "Говядина с пониженным содержание жира - это не мясо", объяснил он "Это жирнистая ткань. На нее тошно смотреть. Она какого-то сероватого цвета. Из нее делают лепешки, красят их, замораживают. Если вытащить их из холодильника на долго, они начнут дурно пахнуть".
      "Это ткань, содержащая высокий уровень протеинов, которые человеческий организм не может усвоить", сказал доктор Джек Лейти, бывший ветеринар СХДА и коллега Леонарда. "Протеины в такой говядине бесполезны. Это все равно, что добавить мясо песок или воду".
      "В мясной индустрии все знают, что это идеальный материал для разведения бактерий", прибавил Род Леонард. "Тот факт, что спустя 2 года со дня избрания Джоан Смитт помощником секретаря, начались все эти вспышки отравления зараженным бактериями мяса, очевидно, что это результат халатного отношения к здоровью человека".
      "Конгресс дал СХДА два совершенно противоположных задания", объяснил мне по телефону Том Девайн "Одни и те же лица, назначены продвигать продажи сельскохозяйственных продуктов, так же обязаны защищать потребителей от испорченных продуктов". В результате, в рядах департамента было множество индустриальных лидеров, которые показывали свои способности увеличивать доходы индустрии, поскольку в СХДА основной упор делался на маркетинг.
      "СХДА представляет собой непревзойденный исторический пример регулирование индустрией самого себя изнутри", сказал Девайн.
      В 1983 году Кэтрин Хьюджи написала книгу "Возврат в Джунгли", показав связи администрации Рейгана с мясной промышленностью. К тому времени Рональд Рейган уже поставил трех лидеров агробизнесса во главе СХДА: секретарь сельского хозяйства Джон Блок, производитель свинины из Иллинойса; помощник секретаря, а затем секретарь Ричард Линг, глава Американского Мясного института; а так же помощник секретаря по маркетингу и инспекции Вильям МакМиллан, бывший монополист в области упаковки мяса и вице-президент НАС. Как только эти люди получили власть, индустрия, фактически, стала управлять СХДА.
      Такая тенденция сохраняется и на сегодняшний день. Доктор Лестер Кроуфорд, глава программы мясной инспекции СХДА с 1987 по 1991 гг., покинул вой пост, чтобы стать вице-президентом Национальной Ассоциации по обработке продуктов питания. Доктор Х. Рассел Кросс, которым Джоанн Смитт заменила Кроуфорда, был одобрен на эту должность Американским Мясным Институтом (АМИ). Кросс, глава техасского отделения и эксперт по производству говядины с низким содержанием жира, раньше возглавлял финансируемый индустрией проект, созданный, чтобы убедить потребителей и СХДА, что говядина более постная, чем они думают.
      Во время своего пребывания в СХДА, Кросс также стал попечителем в Индустриальном Институте сельскохозяйственных животных, организации работающей над увеличением доходов от производства мяса.
      "СХДА всегда была организацией, которой управляла индустрия", сказал Леонард "Пока правит администрация Клинтона, у нас еще остается надежда на перемены. К сожалению, секретарь Майк Ипси ничего не сделал, чтобы изменить программу. Он проводил политику администраций Рейгана и Буша".
       Но, собственно, зачем демократической администрации возглавлять дерегулятивную политику администраций Рейгана и Буша?
      Следующие несколько дней я провела в библиотеке.
      Дон Тайсон, председатель совета компании Tyson Foods of Arkansas - крупнейшего в мире производителя домашней птицы и одного из ведущих национальных производителей морепродуктов и свинины, сохраняет тесные связи с Белым Домом. В добавление к тому, что он давний друг Клинтона, Тайсон также был вторым по величине вкладчиком 220 000 долларов, использованных Клинтоном, чтобы внедрить свою политическую программу в штате Арканзас.
      Будучи губернатором Арканзаса, Клинтон "оберегал" индустрию домашней птицы, стараясь создать рабочие места в штате. Сделав Арканзас штатом номер один по созданию рабочих мест, во время своего пути к президентскому креслу.
      Как пишет журнал "Time", губернатор Клинтон буквально осыпал "крупнейшего производителя цыплят Tyson Foods миллионами долларов в виде налоговых поблажек". При Клинтоне государственные регуляторы со снисхождением отнесись к проблемам экологии, позволяя индустрии домашней птицы загрязнять реки, ручейки и грунтовые воды фекалиями птиц.
      "Лучшие для Тайсона годы совпали с губернаторствованием Клинтона", писал Washington Post . В соответствии c ежегодными отчетами доходы Tyson Foods взлетели от 604 миллионов долларов в 1983 году до 4,7 миллиардов в 1993, когда Клинтон переехал в Белый Дом.
      "Связи Тайсона и Клинтона просматриваются даже в тенденции департамента улаживать интересы агробизнесса", докладывал Wall Street Journal в 1994 году. Так, главный адвокат Tyson Foods Джеймс Б.Блеэр, к примеру, старый друг Клинтона, был назван New York Times "Человеком к которому Клинтон обращается в трудные времена". Жена Блэра, Диана, политический ученый, работала главным советником у Клинтона во время его президентской кампании. В 1993 году Блэры были гостями на инаугурации Клинтона.
      Между тем, Дон Тайсон оставался преданным другом Клинтона. Он сделал значительный вклад в предвыборную кампанию Клинтона.
      Что же получил Тайсон взамен от администрации Клинтона? Год назад чиновники департамента работали над политикой индустрии домашней птицы, которая должна была остро повысить требования, чтобы "отмыть грязное" мясо. Затем Ипси и его команда предложили новую систему регуляции, в которой уменьшалось число инспекторов на более, чем половине национальных птицефабрик.
      Секретарь Ипси, который часто встречался с лоббистами Тайсона, собственно стал главной фигурой расследования департамента Правосудия и Конгресса по поводу взяток, получаемых от Тайсона. В октябре 1994 года Ипси был вынужден покинуть свой пост.
      В августе 1997 года Майк Ипси был обвинен федеральным судом во взяточничестве со стороны правительственных компаний, связанных с СХДА. Как говорится в 39 пунктах обвинения,Ипси совершал различные обманные действия, нарушил Акт Федеральной Мясной Инспекции, получая "подарки" стоимостью более 35 000 долларов, лгал ФБР и другим агенствам по расследованию, подкупал свидетелей.
      В добавление к приговору Ипси два лоббиста агробизнесса, один из них от Tyson Foods, были осуждены за дачу ложных показаний. Лоббист Тайсона, также был обвинен в даче взяток, как Ипси, так и его начальнику "с целью повлиять на Акт Мясной Инспекции". Начальник Ипси был уличен в сокрытии доходов. По деятельности Tyson Foods тоже будет начато расследование.

      Начиная расследование, я была в курсе того, что представители СХДА, плоть до Вашингтона, знали, что ситуация в Каплан Индастриз во Флориде не оглашалась. В СХДА начали расследовать это дело только лишь после того, как это потребовали федеральные власти. Но, к тому времени как министр сельского хозяйства выступил со своим псевдо-докладом, все доказательства нарушений были уничтожены.
      И таким образом самая крупная скотобойня Флориды просто была закрыта.
      Представители семьи заместителя министра сельского хозяйства Джоан Смит не только занимались разведением скота на протяжении пяти поколений и имели ранчо на севере Флориды. Джоан Смит работала в консультационных советах Флориды. Была членом Ассоциации скотоводов Флориды и министерство сельского хозяйства могло бы присудить ей звание Жены Фермера года и Выдающийся Женщины сельского хозяйства Флориды. Ее муж был президентом Ассоциации скотоводов Флориды. Я позвонила на аукцион домашнего скота Гэйнсвил, который находился неподалеку от ранчо Смитов.
      "Это, наверное, звучит странно, но я бы очень хотела купить корову у Джоан Смит", сказала я.
      "Еще в прошлом году мы продавали ее коров, но сейчас ее семья уже не разводит скот", был ответ.
      "Скажите, а такой предприниматель как Каплан когда-нибудь покупал у вас скот?"
      "Конечно да. А что?"
      "Покупали ли они коров у Джоан Смит?"
      "Представьте себе да. Закупщики Каплана купили большую часть наших коров". Джоан Смит сделала себе карьеру, пропагандируя говядину, но самое главное то, что она была главным инспектором по мясу, основным представителем СХДА, ответственным за внедрение указа Human Slaughter. Оказалось, что коров с ее ранчо убивали на бойне Каплана. трудно себе представить, что это открытие могло сделать с Джоан Смит и с СХДА, не говоря уже о местной индустрии, с которой Джоан была так крепко связана. Что было бы, если бы общественность узнала, что скот заместителя министра сельского хозяйства убивали на фабрике, находившейся под ее юрисдикцией, не был должным образом заколот или оглушен? И что там с животных живьем сдирали шкуру? После шести месяцев химиотерапии, пройденной мной все наконец-то закончилось хорошо. Мои волосы стали расти более густыми и блестящими., чем они были до этого. У меня появились новые взгляды на жизнь. Я чувствовала, что мое расследование сделало меня безразличной ко всему, кроме страданий животных, которым я пыталась помочь. Создавалось впечатление, что здесь я впервые позаботилась в первую очередь о себе, отнеслась к себе с любовью. Это, конечно, не тот способ, который я бы выбрала, чтобы преподать себе урок. Это был неоценимый урок, который я должна была усвоить. После лечения я смотрела по телевизору вечернее шоу о том, как победитель соревнований в Сиэтле демонстрировал свои уникальные способности. Это было ежегодное мероприятие, проводимое во время празднования Дня толстяка. 35 участников должны были за 15 минут фигурно нарезать мясо. Согласно журналу “People”, который ежегодно оценивал результаты этого соревнования, целью состязания было расширить границы приготовления мяса. По словам победителя этих соревнований, который продемонстрировал в вечернем шоу, как обрабатывать туши животных, это было для него обычным делом. Разделывая тушу, он абстрагировался от мысли о том, что это когда-то были живые животные, убитые насильно. Что же можно сказать о том обществе, которое отказывало разоблачать нарушение телешоу федеральных законов. Вместо этого предоставляется время для обучения миллионной аудитории, как фигурно вырезать из мяса фигурки животных. Лучше бы эти минуты эфирного времени потратили на репортажи о бойнях. В начале моего расследования на моем пути не было таких преград как сейчас, их создавали люди в помощи, которых я нуждалась. Последней каплей было то, что мне заявили, что чтобы привлечь внимание прессы дело следует начинать с большем количеством фактов, чтобы закрыть его через 11 дней. Для меня единственным способом для сбора материала было увольнение.
      После этого я подала заявление на работу в самую крупную национальную организацию по защите сельскохозяйственных животных. Например, бойкот этой организации какому-либо предприятию является самой значительной мерой по защите сельскохозяйственных животных в США. Также деятельность организации, направленная на запрет применения гормонов нашла поддержку у общественности.
      Мне нравилось работать в этой организации, так как мой новый директор Брэдли Миллер предоставил мне средства для продолжения расследования о нарушениях на бойнях. Я была рада, что наконец-то нашлась организация, которой не безразлична судьба сельскохозяйственных животных.
      Миллер считал, что если пресса не имеет намерений освещать процесс издевательства над животными, то его организация сама это сделает. На протяжении многих лет эта организация издает статьи в различных газетах и журналах, рассказывающих об издевательствах над животными и опасности о здоровья людей. Так же Миллер решил, что если у руководства телевидения не хватает смелости рассказать о злоупотреблениях на бойнях, то его организация сделает это сама. Если телевидение посчитает своим долгом проинформировать американцев о коррупции, то сообщить об этом является нашим долгом. Именно по его совету я начала писать эту книгу.

ЧАСТЬ ШЕСТАЯ
ТЕМНАЯ СТОРОНА ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ПРИРОДЫ.

      Скотобойни Джона Моррелла в Айове и Южной Дакоте были проданы Smithfield Foods, Inc., огромной промышленной компании с центром управления в Норфолке, штат Виржиния. Сейчас эта компания является производителем номер один в стране по производству продуктов, сделанных из свинины. Это новая государственная фабрика Carolina Food Processors (Carolina Foods) в Бладен Каунти, штат Северная Каролина, здесь убивали 120 000 свиней в неделю, и этот уровень требовалось увеличить до 160 000. От Carolina Foods требовалось, чтобы все содержалось в чистоте и управлялось на должном уровне. Как я слышала, там был специально разработан специальный конвейер, который уменьшал страх и страдания животных. Может ли, наконец, все поменяться?
       Я поехала в Бладен Кайнти.
      Первое, что я узнала о Carolina Foods – это то, что дела компании освещались в местной прессе согласно с Raleigh News и Observer, общество было обеспокоено тем, что завод использует большое количество воды. "Геологический Обозреватель США" докладывал о том, что за последние два года уровень воды упал на 90 футов. Согласно "The State" (Колумбия, Южная Каролина) миллионы галлонов воды, используемой фабрикой, сливают в главную реку города. Местные жители очень часто жалуются на то, что от воды исходит неприятный запах сожженных животных и мерзкий запах навоза. В соответствии с “The Robesonian (Зщбисон Каунти, Северная Каролина), наем испанских рабочих внес беспорядок в программу социально обеспечения и очень многие рабочие подали в суд на завод, что местная юридическая фирма даже открыла здесь свой филиал для обсуждения претензий рабочих. Smithfield CEO Джозеф В. Лютер III обратился к местным активистам по охране окружающей среды и заводы компании в Виржинии попали под правительственное расследование. Компании был предъявлен иск за нарушение закона о чистой воде.
      Один журналист назвал мне имена некоторых работников Carolina Foods.
      Кэрол Рейнольдз, привлекательная чернокожая американка около 45 лет. Она живет со своим мужем и четырьмя сыновьями в старом уютном доме в деревне. Она работает на бойне в отделе очистки, там очищают кишки животных, для того, чтобы потом использовать их в производстве колбасы.
      Рейнольдз рассказала мне, что никогда не была в загоне для животных или в помещении для убоя. Она подробно рассказала о том, как ей работается на заводе. О том, как кислота из внутренностей животных попадает на раны на ее коже. "Любые внутренности, даже человеческие содержат кислоту", сказала она.
       "4 раза в день мне позволят сходить к медсестре, чтобы перевязать руки, так как всем известно, что содержимое кишечников разъедает руки".
      Рейнольдз рассказала мне о том, что постоянное мышечное напряжение приводит к опухали рук. Ее ноги распухли, так как она стоит на одном месте 10 часов в день.
      "Я ложу во внутрь каждого ботинка по 7 хлопчатобумажных тапочек, чтобы мне было не больно стоять".
      "От внутренностей свиней идет испарение?", спросила я.
      "Да. В девяти случаев их десяти во внутренностях можно обнаружить больших извивающихся червей. Такой длины, как этот стол.
      В любом случае я не отказываюсь делать свою работу. Но однажды мой босс принес мне в руках этих червей и сказал: "Кэрол, если ты хоть раз дотронешься до них, то перестанешь их бояться". А я сказала, что если он только приблизится ко мне и дотронется этими червями до моего лица, то я ошпарю его кипятком.
      Я не покупаю свинину Smithfield.
      Когда идешь по цеху, то к подошвам твоих ботинок прилипают 12-ти дюймовые черви и ты топчешь их. Скажите, захочется ли вам после этого утром пожарить бекон? Или съесть колбасы? Может быть она сделана из червей?" И Бетти Джейн Стивенс и ее дочь Элси работали на бойне. Я сидела на кухне их маленького домика и разговаривала с ними.
      Бетти Джейн рассказала мне, что она делает картонные коробки. Элси недавно перевели с очистки на разруб мяса.
      "Мы слышали много историй об убое, но никогда не спускались туда", сказала Бетти Джейн, седовласая женщина 60-ти лет. "Я видела кое-что и думая, что эти истории правдивы"
      "Что же вы видели?"
      "Ну", сказала Элси жещина30-ти лет "Во-первых, они эксплуатируют испанских рабочих, так как те ничего не могут рассказать. Во-вторых, они нанимают нелегалов. Некоторые из них дети 12 –13 лет".
      "Один мальчик не говорил по-английски", добавила Бетти Джейн "Ему выдали спецовку, которая была бы велика даже высокому мужчине. Он не мог работать. Я закатила ему рукава и завязала резинками".
      Наем нелегальных рабочих имеет свои преимущества:
      они не обращаются в суд, если получают травму или их увольняют
      они не являются членами профсоюза
      они готовы работать за очень низкую плату.
      После того, как они работали в Мексике за три доллара в день, 7 долларов в час, которые им предлагают здесь, кажутся огромными деньгами.
      "Здесь также работают заключенные", сказала Элси и описала мне программу исправительного департамента Северной Каролины, согласно которой заключенных отправляют работать в Carolina Foods вместе с другими рабочими.
      "Невероятно", добавила Бетти Джейн "Большинство из них сидят за убийства, изнасилования, грабежи, а им позволять работать вместе с нами. Я работала с одним заключенным, который убил женщину и изнасиловал ее. Я прочитала об этом в газете, после того как он сбежал, проработав один день на нашем заводе.
      Другой парень, с которым я работала, убил 16-ти летнего мальчика, а другого ребенка изувечил так, что тот остался инвалидом. Он сказал, что те пытались ограбить его, но, тем не менее, он выстрелил обоим в спину".
      "Они все одеты в тюремную форму", спросила я.
      "Некоторые носят тюремную, а некоторые нет".
      "Пользуются ли они ножами?", спросила я.
      "Конечно да. Очень острыми ножами", сказала Бетти Джейн.
      "Как вам работалось в отделе очистки", спросила я Элси.
      "Целый день работаешь в грязи и навозе. Мы вычищали навоз из кишек. В течение 8 месяцев, которые я там работала, мои руки были опухшими. Иногда руки опухали от кончиков пальце в до самых плеч и ужасно воняли".
      "Я работала на разрубке мяса", сказала Бетти Джейн "Нам выдали острые ножи, но не рассказали, как не пораниться ими". Она вышла из комнаты и вернулась, неся что-то в специальные медицинские шины: "Вот с чем я теперь сплю каждый день. По ночам боли становятся особенно невыносимыми. Доктор сказал, что поврежден запястный сустав, и я должна воздержаться от мытья посуды. Я не мою посуду с тех пор, как мы переехали сюда из Нью-Йорка"
      "Какая самая ужасная вещь, случившаяся с вами здесь?", спросила я.
      "То, что мы устроились на эту работу", сказала Бетти Джейн "Эта работа – самая большая ошибка, которую я когда-либо делала в жизни".
      Кэрол Рейнальдз сказала мне имя парня, который работал на перегоне свиней. Возможно, он знал, что происходит в помещении для убоя.
      Когда я позвонила ему, то он растерялся. Он дал мне адрес своего брата Роберта.
      Я долго ехала к Роберту и, наконец, приехала на ферму, которую искала. Это была не государственная ферма, а частная. Здесь свиньи свободно паслись на лужайке.
      Там было 4 или 5 домиков, возле них играли дети.
      Я нашла Роберта и спросила, где его брат.
      "Он уехал куда-то на вечеринку", сказала Роберт.
      "Но ведь, он знал, что я приеду к нем, проделав долгий путь".
      Роберт извинился. Я была очень зла.
      "Знаете, что давайте сходим к моему кузену".
      Мы пошли через двор к другому дому. Когда мы подошли к дому, я увидела крупного чернокожего мужчину, сидевшего за рулем автомобиля.
      "Это мой кузен Натан Прайс. Он работает в Carolina Foods. Натан, у тебя есть время, чтобы поговорить?"
      Немного поколебавшись, Прайс открыл пассажирскую дверь. Я поблагодарила Роберта и села в машину.
      "Чем вы занимаетесь на бойне?", спросила я Прайса.
      "Закалываю свиней", ответил он.
      "Как долго?"
      "Два с половиной года".
      "А часто бывает, что к вам попадают не полностью оглушенные свиньи?"
      "Все время", засмеялся Прайс "Потому что ребята убивают 16 000 свиней за смену, они просто не в состоянии оглушить всех свиней как следует. Некоторые свиньи, попадая ко мне, брыкаются".
      "То, что они брыкаются это единственный признак, что они в сознании?", спросила я.
      "А если они бегают – это достаточно хороший признак, что они живые? Рабочие используют специальные четарехзубчатые палки, если свинью ударить не правильно, то она попытается убежать".
      "Часто это случается?", спросила я.
      "Конечно. Если свинью оглушили не правильно, то приходится связывать ее, чтобы подвесить на конвейер".
      Он говорил, взвешивая каждое слово.
      "И вам приходится закалывать их прямо так?", спросила я.
      "Да. Если свинья брыкается слишком сильно. То ее снова пытаются оглушить. Бывает, что живая свинья попадает в котел с кипящей водой. Бывает, что и после она остается жива. Тогда она попадает к мясника, отрубающим ноги. Мне приходилось оглушать живых свиней, которые были ошпарены кипятком и которым, отрубили ноги".
      "Бывает ли такое, что человек попадает по конвейер?", спросила я.
      "Да, очень часто. Но никто не обращает на это внимание. Никто не остановит конвейер".
      "И еще", добавил он "Если попадается упрямая свинья, то ее просто забиваю до смерти всем, что попадется под руку. Работники могут избивать животных, сколько захотят, начальство ничего не скажет. Им нет до этого никакого дела".
      "Вы делаете так?", спросила я.
      "Да и я тоже. Все так делают. Это как в бейсболе – размахиваешься и бьешь свинью поперек головы так, чтобы она упала".
      Перед тем, как покинуть Бладен Каунти, я провела еще несколько интервью и получила подтверждение словам Прайса из очень надежного источника в СХДА.

      Бетти Джейн Сивенс жаловалась на боли в суставах запястья. Ее дочь Элси закатила ей рукава, а Кэрол Рейнольдз подняла ей рубашку, чтобы показать мне шрамы оставшиеся от ожогов кожи при обжигании кислотой кишок свиней.
      Я помню мое первое посещение бойни. Я никогда не видела никого работающего с таким рвением, как люди на том конвейере. Здесь было много иностранцев: мексиканцы, латино-американцы, азиаты. Каждый выполнял свою работу очень быстро, ни на секунду не отвлекаясь. Во время моего расследования я столкнулась с увеличением скорости конвейера, с федеральными инспекторами, и с потребителями мяса. Ну что же требовалось от рабочих? Я собиралась написать книгу о бойнях, я хотела рассказать об этом всю правду.
      Я присутствовала на судебном слушании Конгресса в начале 90-х о производственных травмах на бойнях. Я получила копию свидетельских показаний:
      "Мой муж был убит на заводе", свидетельствует вдова. "Он был подсобным рабочим и был убит, когда кто-то случайно включил конвейер, который ремонтировал мой муж
      После смерти моего мужа OSHA обратилась к компании с жалобой о несоблюдении техники безопасности на рабочем месте. Компания была оштрафована на 1000 долларов после смерти моего мужа. Компания подала встречный иск, считая этот штраф слишком большим".
      "Рабочие были вынуждены выполнять другие функции", сказал один мясник "Когда я положил шкуру на конвейер, то вместе с ней затянуло и мою руку. Доктор снял с меня перчатку вместе с пальцем. Я провел в больнице 53 дня и мне сделали 12 операций. Мне пришили палец, чтобы возобновить циркуляцию крови. палец приживался три недели. На прошлой недели я ходил в больницу снова. В этот раз, чтобы ампутировать кисть".
      Другой рабочий утверждает: "Женщине, которая жаловалась на сильные головные боли не позволили покинуть рабочее место на конвейере. Ей стало плохо и она умерла. Скорее всего, она умерла, ударившись головой при падении, потеряв сознание. Она истекала кровью. Это было самое ужасное зрелище, которое я когда-либо видел".
      "Не имеет значения, сколько часов в неделю мы работаем, у нас есть только два 7-ми минутных перерыва", говорит рабочий птицефабрики "В это время я иду в туалет, но там уже большая очередь. Перерыв это единственное время, когда нам разрешают ходить в туалет. Некоторые ходят без разрешения. Если человеку становится плохо на рабочем месте, то его тошнит прямо на пол".
      Я позвонила в Бюро трудовой статистики и они передали мне следующую информацию по факсу. Я узнала, что на каждые 100 рабочих приходится 36 пострадавших. Эта работа самая опасная в США. Фактически, возможность заболеть или получить травму для рабочего бойни в 6 раз больше, чем для рабочего на угольной шахте.
      Потом я связалась с GAP и спросила, изучали ли они опасность получения травмы на бойнях.
      "Я присутствовал на бойне, когда человек потерял руку", свидетельствует один рабочий "Приехал доктор из Гринвилля и отрезал ему руку прямо на там же. Он должен был срочно сделать это, так как рука была повреждена до плеча".
      "Условия работы очень опасные", говорит рабочий бойни "Рабочие плохо разбираются в конвейере".
      "Недавно молодого рабочего поставили на конвейер", рассказывает еще один рабочий "Через три часа в первый же день его работы ему отрезало палец".
      "Я видел, как бежал и кричал один человек, что завод горит", говорит бригадир Imperial Foods Гарлем, Северная Каролина, где погибло 25 рабочих "Загорелся большой гриль, в котором жарились цыплята. Можно было выйти только через одну дверь, все остальные двери были закрыты, так как начальство боялось, что рабочие будут воровать цыплят. Огонь помешал мне выйти. Я направился к мусоропроводу, но он был заблокирован. Один парень открыл его, и мы выбрались через него. Одна полная женщина полезла за нами, но она застряла. Но все же ей помогли выбраться". Во время моего расследования я мне рассказывали о рабочих, которые были убиты коровами, сожжены химикатами. О рабочих, которые получили ушибы, переломы костей. О людях, которые падают в обморок от жары, дыма.
      Согласно Public Health Service, опасность состоит только в несчастных случаях, а и в постоянном беспорядке, описанном, например, Бетти Джейн Стивенс (глава 23). А так же в том, что скорость конвейера за последние 15 лет увеличилась на 1000%.
      "одна женщина получила травму сухожилия", я прочитала в письменных показаниях GAP "Врач сказал, что ей нужно перейти на неполный рабочий день, но компания не предоставила ей этого. В конце концов, ее рука усохла. Она не могла даже шевелить пальцами. Когда ей стала совсем плохо, то она получила работу уборщицы, но и это она делала с трудом".
      "Плохие условия работы усугубляются холодом", говорит рабочий птицефабрики "Особенно холодно зимой и это вызывает артриты. Начальство не разрешает даже одевать перчатки".
      Зная, что они могут быть уволены или наказаны за свои жалобы на плохие условия работы. Рабочие молчат.
      "Рабочие приходят на работу больные или с травмами и не говорят о своих травмах, боясь увольнения. Я был уволен, потому что отсутствовал на работе 3 дня, так как был очень болен. И хотя у меня была справка от врача, меня все равно уволили. Я проработал на этой бойне 19 лет и думал, что меня все-таки восстановят в должности", писал один рабочий.
      "Отношение к нам очень плохое", говорит одни мексиканский рабочий "Если мы разговариваем во время работы, то бригадир говорит, что отрежет нам языки. Даже сходит в туалет для нас проблема. Я диабетик и мне нужно часто ходить в туалет, но мне не разрешают. Нам говорят, что если мы будем ходит в туалет в не положенное время, то на наше место возьмут других людей. Это хуже, чем быть рабом".
      Из-за таких угнетающих условий, увеличилась производительность на многих заводах. Производители мяса относятся к своим рабочим также как и животным, которых они убивают. Люди, уволенные с этих боен, больше не когда не возвращаются обратно.

      Во время написания этой книги я получила сведения от правительственного информанта еще об одном скандале, связанным с убоем скота, в котором Департамент Сельского Хозяйства США (СХДА) сознательно подверг людей риску. По этому поводу было начато секретное федеральное расследование об использовании в производстве телятины лекарства Clean Buterol с черного рынка, возможно, самого токсичного лекарства, частицы которого обнаружены в мясе убитых животных. Это стероидное лекарство, используемое незаконно в производстве телятины для стимулирования быстрого роста животных. оно может вызвать острое отравление у людей, которые едят мясо, отравленное лекарством. Симптомы отравления Clean Buterol таковы: учащенное сердцебиение, подергивание мышц, головные боли, головокружение, тошнота, лихорадка, возможен смертельный исход. Информация о контрабандном провозе Clean Buterol в США для добавок в корм скота была предоставлена администрацией, занимающейся питанием и медикаментами еще в 1989 году. Хотя Clean Buterol уже был запрещен в Европе, здесь, в США, этого не было, пока 5 лет спустя таможенная служба США получила похожую информацию, по поводу, которой было решено провести расследование. Даже тогда, когда было обнаружено, что Clean Buterol представляет собой опасность для американцев, федеральные представители пытались свернуть расследование. Мой информатор боялся, что до тех пор, пока я могу обнародовать детали федерального расследования, криминальные обвинения не будут предъявлены производителям телятины. Действуя, по тому или иному указанию смогла заглянуть в правительственные документы, которые связывали вместе детали расследования. Я узнала, что таможенной службой США и СХДА было проведено 10 рейдов в ведущих государственных компаниях по производству телятины. Хотя была документально зафиксирована продажа почти 2 миллионов фунтов отравленного корма, с согласия СХДА было продано мясо телят, подкормленных Clean Buterol. Вместо того, чтобы предупредить людей об использовании этого лекарства, СХДА пытается защитить производство телятины и держит все в секрете.
      Я передала собранную документацию в "Los Angeles Times". Мой рассказ был одобрен общественностью и нашел отклики по всей стране. В ответ на это СХДА в 1994 году провело исследование, чтобы заверить общественность, что мясо телят, выращенных на Clean Buterol безвредно. СХДА собрал 400 образцов телятины, (более чем 730 000 телят), проданных в прошлом году, их проверяли на Clean Buterol, используя устаревшие методы. Затем было объявлено, что не было найдено следов смертельного лекарства.
      Однако, то что СХДА не обнародовал эти результаты, я узнала из секретных источников. А именно, в другой лаборатории этого департамента анализ органов, взятых от тех же самых телят, показал разительную перемену клетки, указывающую на использование Clean Buterol.
      Мы решили приступить к выяснению, мог ли Clean Buterol быть обнаружен не только в корме для животных, как утверждало правительство, но также в телятине, отправленной на рынок. Я посетила несколько главных боен страны, и получив образцы органов 71 теленка. С тех пор ни одна из лабораторий США, к которым я обращалась, не желала проверять образцы, которые у меня были (они боялисмь найти положительный результат на содержание Clean Buterol, который отразится на производстве мяса). Я отправила мои образцы в голландскую лабораторию, где действует самая технически оснащенная программа на тестирование Clean Buterol в мире. В то время, когда СХДА рассказывал людям на сколько безопасна телятина, 26 из 71 образца дали положительные результаты на содержание Clean Buterol. Голландские ученые были удивлены, обнаружив больше положительных результатов в моих образцах, чем в тех, которые были выявлены ими за годы проверки десятков тысяч голландских телят. Директор Ассоциации Гуманного Ведения Сельского Хозяйства Брэдли Миллер и я полетели Милвок, где проводилось федеральное расследование, и предоставили результаты в департамент юстиции. Федеральные обвинители были шокированы и растеряны от того, что неприбыльная организация, такая как Ассоциация Гуманного Ведения Сельского Хозяйства, смогла эффективно сделать работу, которую СХДА и таможне не удалось сделать. Следующим шагом было давление на департамент юстиции для преследования судебным порядком этих преступников и снова предупредить общественность об опасности употребления телятины. С этого времени нескольким руководителям компаний по производству мяса было предъявлено обвинение и они были признаны виновными. В 1997 году первой компании была предъявлено обвинение. Ее президент был признан виновным по 12 пунктам, в контрабанде наркотиков и их распространении, был привлечен к уголовной ответственности в уголовном суде. Теперь эта компания должна заплатить около миллиона долларов. Ее президент приговорен к 3,5 годам тюрьмы. За прошедшие месяцы было предъявлено много обвинительных актов и некоторые служащие самых больших мясных компаний предстали перед судом и заплатили огромные штрафы. Один теневой бизнесмен, руководивший провозом наркотиков на черный рынок, имел большие связи в американской промышленности по производству мяса, теперь прячется от американских властей. И Ассоциация Гуманного Ведения Сельского Хозяйства давит на голландские власти, чтобы те выдали его США, где ему будет предъявлен штраф более чем 2 миллиона долларов, и он будет приговорен к 41 году тюремного заключения.
      Я не забыла и об информации, полученную от председателем союза инспекторов по производству мяса Дейва Корнея, которую он предоставил мне о мошенничествах с экспортными сертификатами при доставки домашней птицы на канадский корабль. В это же время Ассоциация Гуманного Ведения Сельского Хозяйства предприняла законную акцию, касающуюся 8 миллиардов домашней птицы, которые были умерщвлены с особой жестокостью. Мы намереваемся обратиться с петицией в СХДА от имени граждан США, живущих в Канаде с жалобами о мошенничестве. США одна из немногих промышленных стран, которая не требует и не практикует гуманного убоя домашней птицы.

      "Когда мой ребенок чуть не умер от пищевого отравления", говорила Мэри Херсинк, основательница организации STOP, вспоминая то, какое тяжелое испытание перенес ее сын Дэмион "я подумала, чтобы стали жертвами какой-то ужасной несправедливости, чей-то глупости. Но я была не права. Чем больше я узнавала, тем больше понимала, что то что чуть не убило моего мальчика не просто чья-то ошибка. Мы имеем безнравственную, негуманную и глупую систему, которая просит нас, доверится ей и подождать лучшую идею"
      Модернизированная инспекция стала " следующей лучшей идеей". Но, как оказалось, Модернизированная инспекция стала одной из программ, на которой департамент ошибся, внедряя ее на практике. GAP документально зафиксировал историю СХДА. Начинающуюся с зараженного мяса и заканчивающуюся рассказом о том, что большая партия крупного рогатого скота была намерено зарезана и пущена на мясо.
      Во всех своих программах СХДА разрабатывает план, который всегда одинаков: уменьшить количество правительственных проверяющих, так чтобы можно было выпускать на продажу и испорченное мясо.
      "Если вернуться на 15 лет назад, то станет очевидно, что СХДА начинало свою деятельность по дерегуляции промышленности по переработке птицы и мяса. Они пытаются сделать это различными способами", сказал бывший директор мясной инспекции СХДА Родни Леонард, который потом огласил список программ инспекции в мясной индустрии. "СХДА всегда пытался убедить общество в пользе своих программ, и потерпело неудачу". В июле 1996 года президент Клинтон объявил еще другие новые программы мясной инспекции СХДА, называя их прорывом в мясной промышленности. Одна из новых программ НАССР требовала от компаний устанавливать возможные заражения в производственных процессах, пытаться предотвратить их и проводить тестирования на наличие бактерий. Вообще это нововведение – бактериальные тесты – является большим достижением, разрабатываемое годами. Но, как оказалось на практике, следуя традициям Модернизированной инспекции и других ранних проектов СХДА, это нововведение стало Троянским конем дерегуляции.
      При проведении микробиологических тестов, на пробу берется маленький кусочек мяса, а не вся туша. При проверке становится ясно, на сколько велико содержание бактерий в этом кусочке и соответствует ли оно норме. Теперь СХДА должен проводить санитарные проверки непосредственно перед началом процесса убоя. Упаковщики мяса больше не будут нужны, так как будет установлено новое оборудование, одобренное СХДА.
      Даже перед этими нововведениями руководители упаковочного цеха пытались воздействовать на Конгресс, обращаясь к СХДА с просьбой о том, чтобы государственные инспектора были отозваны с заводов, мотивируя это тем, что новая система не нуждается в них. Тем временем СХДА пытался обойти закон о Федеральной проверке мяса 1906 года, который гласил, что следует проверять каждую тушу. В то время как СХДА представил НАССР широкой общественности, как программу обучения процедуре современной проверки мяса.
      "НАССР стал еще одной попыткой обезопасить нашу пищу", сказал Родни Леонард.
      "В то время как Министр Сельского хозяйства Ден Гликман пообещал, что НАССР будет использован для обучения проверки мяса. Эта программа поддерживалась Союзом мясных инспекторов и группой потребителей. Цели СХДА стали ясны".
      "Целью попыток дерегуляции 1980 года было перейти от тщательного осмотра мяса к беглому осмотру. Цель НАССР такая же".
      Могла ли мясная промышленность окончательно довериться корпоративной инспекции? Я снова обратилась GAP . Их документы показывали типы продукции некоторых самых крупных национальных заводов по производству мяса с 1995 по 1996 гг: мясо животных, умерших в дороге по прибытию прятали от инспекторов и отправляли к мяснику.
      Более 25% курей на конвейере было покрыто фекалиями, желчью и кишками…Была проведена акция, в результате которой инспекторами было изъято 6 тонн старой свинины, покрытой ржавчиной, предназначенной для завтраков в школах штата Индиана; 14 000 фунтов курятины с пятнами о металла; 5 000 фунтов протухших куриных шеек; 721 фунт протухших курей зеленого цвета, от которых исходил тошнотворный запах.
      Протухшее мясо коптили, чтобы не было запаха или мариновали. Рабочие бойни пропускали шерсть, хрящи, зубы… Далее мясо пропитывали хлором, чтобы уничтожить слизь и вонь.
      Мясо упаковывалось в коробки, в которых можно было найти мертвых насекомых, личинок.
      Рабочие мочились на пол холодильных камер и даже на оборудование. Людям не давали больничный, и поэтому, заболев, человек все равно выходил на работу, чихая и кашляя на продукт.
      Поздней весной 1997 года, не смотря на доклад о промышленности (НАССР не был полностью использован или достаточно известен), СХДА объяснял намерения НАССР. СХДА предложил НАССР программу добровольной инспекции мясоперерабатывающих заводов, говоря, что он планирует улучшить использование их ресурсов, привлекая большое количество инспекторов к работе конвейера. СХДА призвал к "устранению приветствий во внедрении нововведений", другими словами федеральные инспектора выступают за управление промышленностью. Мясные инспектора, согласно СХДА, будут проверять продукцию после того, как она покинула завод.
      В Австралии существует похожая система НАССР заменила государственную инспекцию. Средства массовой информации осветили огромные вспышки отравления пищей и заражения опасными инфекциями от мяса животных, выращенных на ферме, что в 60 раз больше, чем сообщили правительственные эксперты.
      Я позвонила председателю союза промышленных инспекторов Дейву Карнею.
      "НАССР был первоначально создан, как дополнительная, а не заменяющая мясную инспекцию, организация. Но как только Гликман получил поддержку союза, он сделал поворот на 180 градусов и сказал, что НАССР заменит инспекторов на конвейере. Похожая инспекция требует микроскопического анализа и клеймения. Если НАССР заменит диагностическую инспекцию, которую мы представляем, то это будет явным нарушением Федерального закона о мясной инспекции".

      Я спросил председателя Союза инспекторов продуктов питания Дейва Корнея о предложенных 43 миллионов долларов президентом Клинтоном на начала акции в пользу безопасного питания объявленной в начале 1997 года. Я уже знала, что много денег предназначено не только для инспекции СХДА, а для того, чтобы научить людей как готовить мясо. Ученые микробиологи сообщили, что инфекционная доза кишечной палочки E.coli 0157:Н7 велика и заражение неизбежно. Термическая обработка мяса не может решить все проблемы. Бактерии от зараженного куска мяса остаются на ваших руках и кухонных предметах еще до того, как вы положите его на сковородку. Дейл Карней говорит, что только потребитель может решать, готовить ему еду с бактериями или нет. Даже сами не зная об этом, вы готовите мясо с фекалиями, гноем, струпьями, перьями, остатками внутренностей.
      Как же служащие СХДА решились установить контроль и предотвратить потенциальное заражение до того, как оно возникнет. В 1997 году 15 членов европейского союза решили отменить импорт птицы из США. Для этого были следующие основания: американские методы убоя и обеззараживания являются серьезной угрозой для европейских потребителей. И если и существуют меры контроля, то как предотвращающие меры, такие как обработка зараженных продуктов хлором, чтобы уничтожить бактерии. Об этом сообщают служащие Европейского Союза. Остается явный риск, что эта обработка будет не эффективной и потребитель будет подвержен употреблению смертельно опасного продукта. Хорошая гигиена должна практиковаться во время всего производственного процесса.
      Здесь, в США, наше правительство говорит нам: нужно готовить наше мясо тщательно, чтобы сделать его безопасным.
      А как же по поводу животных? Животные сами по себе представляют ценность и имеют определенные права.
      СХДА сообщает, что на сегодняшний день животные подвергаются всем видам жестокости. Если человечество является таким претенциозным в господстве над животными, оно имеет превосходство в самых основных правах. Мы, конечно, не можем быть такими неотзывчивыми, думая, что избиение, нанесение увечий удушение животных, являются смертным приговором. Их ошпаривают кипятком, сдирают шкуры и разрывают на части живьем, и это считается наиболее приемлемым способом умерщвления.
      Расследуя дело о том, как убивают животных на бойне, я узнала насколько просто для некоторых людей попирать права других, когда жадность и выгода являются их основными мотивирующими факторами. Я узнала о том, как унижают людей. Это относится и к рабочим, которые убивают животных и также к тем, кто дает свои показания в суде. Я пришла к выводу, что они также является жертвами гигантской корпоративной системы, для которой главное только скорость и продуктивность. Она парализует тех, кто пытается сделать что-то правильное. Корпоративные менеджеры не пачкают себя кровью бедных животных, а устанавливают неимоверно высокие темпы производства, с которыми рабочие едва справляются. Эти жадные надсмотрщики, вбивающие в головы своих рабочих, то что производство стоит превыше всего, тем самым, вынуждая их вести недостойную жизнь, если хотят удержаться на работе.
      Я узнала о правительственной коррупции и о том, как крупное федеральное агентство, в сотрудничестве с промышленностью, попирают доверие общественности на международном уровне.
      Я узнала о том, как руководители сельскохозяйственного бизнеса по частному сектору, назначенные для руководства программой национальной инспекции продуктов питания могут получать прибыль, используя мандаты членов Конгресса. Также они, пользуясь своим служебным положением, выполняют просьбы своих друзей, занимающихся производством мяса.
      Я узнала о том, как те же самые руководители сельскохозяйственного бизнеса могут создавать почву для возникновения пищевых отравлений и о том, как они позволяют беззащитным животным страдать, будучи заживо разорванными на куски.
      Для этих людей доходы от производства мяса являются их основными интересами, в то время как безопасность потребителя является менее важной стороной, а благополучие животных и вовсе для них не существует.
      Служащие СХДА могут действовать вне закона и поощрять на подобные действия экспортеров пищевой продукции.
      Я также узнала о том, как национальные средства массовой информации искажают факты.
      Я узнала о борьбе за власть в высших эшелонах. О том, как легко для людей, зависящих от руководителей, совершают зло вопреки своей совести, чтобы уплатить по счетам.
      Благодаря моей болезни, я поняла, что люблю всех животных, которым я пыталась помочь всю свою жизнь. Эти животные заслуживают нашей любви. Это был очень важный урок.
      И сейчас, наконец, после всего потраченного времени и после всех препятствий, с которыми столкнулась я во время моего расследования о бойнях, я чувствую себя замечательно, по тому, что я, наконец, написала эти слова черным по белому. Я уверена, что люди, в конце концов, прочитают о том, что в действительности происходит за закрытыми дверями американских боен. Как я и говорила до этого, чем больше человек узнает, что действительно происходит там, тем больше он захочет рассказать целому миру, в надежде, что общество увидит, и более важно, захочет что-нибудь сделать по этому поводу. И сейчас, я говорю об этом миру. Я испытываю колоссальное чувство облегчения от того, что тоже принимала участие в прекращении жестокости к животным.
      Теперь вы знаете обо всем и тоже можете попытаться что- то изменить.